— Оставлять не надо, а предупредить бы надо, — сказал старшина.
— Вот видишь, — густым голосом пробурчал сын бородатого мужика, — мне бы и поехать с пятым возом! Вместе с ними. А, отец?
— Ты помалкивай! — угрожающе шикнул отец, замахиваясь на него локтем, и громко заговорил со старшиной — Чего ж стоять-то? Давайте уж, принимайте по счету.
— Ладно, — сказал старшина, вынимая блокнот, и крикнул, повернувшись к кустам — Подавайте там телегу на дорогу.
Немного погодя первая лошадь, которую вел под уздцы Маргис Маленький, с хрустом ступая по сухому валежнику, вышла из-за деревьев и рывком вытащила пустую телегу на невысокую насыпь дороги. За ней показалась вторая лошадь, которую вела Аляна.
— Вот, — вполголоса бубнил парень. — Девки у них, и те автоматы имеют. Все люди как люди, только ты мою жизнь заел.
— А чего ты, сосед, право, его не пускаешь? — вскользь заметил Юргис, считая мешки. — Дождешься, немцы увезут его на работу в Германию.
— И увезут! — злорадно подхватил парень. — Вот, ей-богу, увезут!
— Такие вещи подумавши надо, — сказал чернобородый Юргису.
— Давай, братцы, накладывай! — скомандовал старшина.
Пересчитав мешки, он пристроил на одном из них походную сумку, написал расписку и проставил число.
Старичок, стоя за спиной старшины, внимательно следил за его рукой и шевелил губами.
— Правильно, — сказал он, — «военный налог в количестве мешков столько-то принят», это все правильно. А вот подпись кто будет ставить?
Старшина подписался и прихлопнул бумажку рукой.
— А тебе кого надо?
— Вот бы сам товарищ Йонас подписал. Немцы его больно хорошо знают.
— Меня тоже знают. Моих расписок у них вот такая пачка лежит.
— Это тоже верно, — согласился чернобородый. — Пусть будет так. Бери расписку.
Старичок принял расписку, бережно сложил и сунул ее в бездонный карман, куда-то под мышку.
— Только уж вы хоть немножко постреляйте напоследок, попугайте нас, а то они, дьяволы, скажут — добровольно отдали, — попросил он.
— Постреляем, постреляем, — сказал старшина. — Я пойду с обозом. Маргисы оба тоже со мной. А ты, Юргис, посиди здесь с девушками, побеседуйте часок с земляками, а потом постреляйте, раз уж они просят.
— Ладно, — сказал Юргис. — Только на дороге стоять несподручно, мы в лес отойдем.
— Это обязательно, — сказал старшина.
— И двойняшек от нас уводят? — вздохнула Наташа. — Хоть бы Маленького нам оставили.
Маргисы были близнецы, один родился на полчаса раньше другого и потому назывался Большим. До тридцати лет им хватило шуток по поводу того, кто кого должен слушаться и как старшему достанется в наследство хутор, а младший будет пропадать у него в батраках. Были они неотличимо похожи друг на друга, одного роста и очень дружны.
— Как это я его оставлю? — возразил Маргис Большой. — За ним приглядывать надо, чтоб штанишки застегивал, в носу не ковырял, из автомата зря не палил.
Маргис Маленький засмеялся, и они пошли рядом с возами, подгоняя лошадей.
Как только возы ушли, время словно остановилось. Начались те самые минуты ожидания, которые бывают длиннее часов.
В ста шагах от дороги, укрытые кустами, стояли крестьянские лошади. На одном из возов рядом с отцом сидел сгорбившись цыганистый парень и уныло ломал на мелкие кусочки сухую еловую веточку. Юргис удобно устроился в развилке толстой сосны, откуда просматривалась дорога.
Где-то невдалеке неутомимо выводила свое тоненькое «тистри-тистри-тистри» невидимая пичужка.
Аляна пошла к Наташе, оттянула ей рукав, посмотрела на часы. Прошло меньше двенадцати минут.
— Нам бы не опоздать, а то господин продовольственный комиссар натрескается водки и завалится спать. Тогда нам его до завтра дожидаться, — сказал чернобородый мужик.
— Успеете, — отозвался Юргис, не оборачиваясь. — А вы прямо отсюда к комиссару?
— А как же! Мы же едем ему налог сдавать! Лошадей пустим вскачь, чтоб в мыле были. А потом кинемся прямо к нему с распиской. Напали партизаны, все отняли, чуть не убили!
— Ну, эти глупости не придумывай… «Убили!» — строго сказал Юргис. — Отобрали и расписку дали, вот и все!
— Знаю, что говорить, не учи! — отмахнулся посошком старичок. — Мне небось разговаривать!
— Правильно, он знает, — сказал чернобородый. — Не впервой…
— Старичка одного пустите?
— Я старичок добровольный! Я свое действие знаю.
— Правильно он говорит, — подтвердил чернобородый. — Мы всем миром решали, кому первому являться. У него очень характер подходящий — пугливый!
— Это ужас, до чего я пугливый! — самодовольно согласился старичок. — Как начнет он на меня гаркать да топать, я сразу побелею и пот у меня! Другой раз и вовсе сомлеть могу.
— Все это он правильно описывает, — сказал чернобородый. — Наперед перепуганного всегда надо пускать. А то вот такой верзила станет докладывать, — он ткнул сына локтем. — «Ограбили, припугнули!..» Кто ж ему поверит? С такой-то рожей!..
— Ей-богу, я с ними пойду, отец! — неожиданно плачущим голосом воскликнул парень и соскочил на землю. — У меня во как накипело! — он полоснул ладонью по горлу. — Мне с ними лучше пойти, а то в одиночку я чего-нибудь еще натворю, тебя же подведу!
— Собака ты, собака! Опять за свое? — с печальной укоризной сказал чернобородый и повернулся к Юргису. — Не иначе, как ты его подбивал, чувствую.
— Тьфу! — сплюнул Юргис. — Да мы берем-то с большим разбором. Не всякого и возьмут.
— О-о! — чернобородый оскорбленно посмотрел на Юргиса. — Это ж бугай! Не боится ни черта, ни дьявола. Отца родного, видишь, и то не слушает, бродяга такой!
— Пойду! — упрямо повторил парень, весь напрягаясь в ожидании борьбы.
— Ты что ж? В чем ты думаешь идти, дуралей? Даже белья смены нету, а он…
— Главное — случай больно удобный. А подштанники и все такое у меня тут, с собой.
— Где? — воскликнул отец. — Что ты брешешь?
Парень бросился к возу и торопливо стал шарить руками под соломой. Нащупав что-то, на минуту замер, потом медленно вытащил и отряхнул плоский мешочек из домотканой грубой материи.
— Эх, ты! — тихо сказал отец. — У матери взял. Из дома потихоньку утащил! А?
— Мать сама собрала! — угрюмо сказал парень.
Отец помолчал и спросил:
— Так ты что, с матерью простился?
— Простился…
Отец молча отвернулся от парня, прошелся по поляне и, остановившись около Наташи, спросил, сколько осталось ждать.
Пугливый старичок примостился на возу и преспокойно спал, громко всхрапывая.
Наконец Наташа сказала, что время истекло. Все зашевелились, разбудили старичка, и Юргис слез со своей наблюдательной вышки.
Чернобородый попрощался с Юргисом, пожал руку девушкам и в нерешительности остановился перед сыном. Тот хмуро поглядел на отца, робко улыбнулся и опять нахмурился.
— Так ты смотри уж. Там… не очень-то! — сурово сказал отец, глядя в землю. — Слышь?
— Ну конечно, ладно, — послушно, с готовностью согласился сын.
— Вот то-то… — откашливаясь, сказал отец, и, неловко сунувшись друг к другу, они поцеловались.
Пустые возы один за другим выехали на дорогу. Юргис поднял автомат и два раза выстрелил в воздух.
— Еще бы разочка два-три, — попросил старичок.
— Хватит, — сказал Юргис, — патроны не казенные, — и выстрелил еще раз,
Глава вторая
После двух часов быстрой ходьбы они нагнали старшину с подводами.
Переход через опасную полосу шоссе, там, где кустарник по обе стороны был вырублен, организовали по всем правилам: на фланги было выслано охранение. И все же в самую последнюю минуту, когда замыкающие уже уходили в лесную чащу, группа попала под огонь.
Фашистский бронетранспортер, патрулировавший шоссе, выскочил на полном ходу из-за поворота дороги и, стреляя почти наудачу из пулемета, подлетел к тому месту, где партизанская группа только что перешла вместе с подводами шоссе.