Матас почувствовал, что ему стало очень жарко.
— Наша? Ну, едва ли… — сказал он равнодушно. — Однако спасибо, на всякий случай как-нибудь проверим. На каком это хуторе?
Начальник полиции вытащил из сумки карту, разгладил ее на столе и стал искать глазами нужную отметку.
— Вот, — сказал он и показал пальцем на карандашный крестик, поставленный около маленького пятнышка рощи с квадратиком, обозначавшим отдельный хутор. — Вот это сто сорок первый километр по главному шоссе. Тут начинается проселок. Километров двенадцать от поворота и немножко в сторону, вот тут, где озерца эти маленькие.
— Я уже понял, — сказал Матас, сам удивляясь своему спокойному голосу. — Все ясно. Мы поедем отсюда первые, ладно?
— Хорошо, я полчасика подожду.
Они попрощались, и Матас вышел во двор, где была привязана его лошадь. Вот сейчас он вскочит верхом на коня и напрямик, через поля, лесом в обход озера, домчится до хутора. И девушка окажется Аляной, — не кем другим! — и он посадит ее перед собой в седло и привезет на базу, пускай она даже ранена. Скоро прилетит самолет с Большой земли, и он сам усадит ее, и скоро она окажется в тихом, защищенном госпитале. Наверное, ее уложат в теплую ванну. Будут лечить, и кругом нее на тысячу верст будет своя, родная Большая земля, и между нею и гестапо будут все полки и корпуса наших наступающих фронтов.
У Матаса даже слезы подступили к горлу от этих обгоняющих действительность, счастливых мыслей.
К моменту, когда он пересек двор и дошел до лошади, он успел домечтать всю эту великолепную историю до самого конца и полностью насладиться ею.
Потом он подозвал к себе двух разведчиков и, рассказав, где находится хутор, объяснил, что действовать им придется быстро и осторожно и самим, на месте, решать, как быть с человеком, которого они найдут, если они вообще кого-нибудь найдут.
Сам он, конечно, мог только минутку помечтать о том, чтобы ехать куда-нибудь. В кармане у него лежали документы, полученные от начальника полиции, и их нужно было везти как можно скорее прямо на базу.
Теперь он больше не давал воли воображению, стараясь заранее примириться с мыслью, — наиболее разумной и вероятной, — что девушка на хуторе окажется кем угодно, только не Аляной.
Глава шестнадцатая
И все-таки это оказалась Аляна…
Даже те, кто ее почти не помнил или совсем не знал, с радостью слушали рассказ, как разведчики отыскали на далеком хуторе девушку Аляну, — ну, помните, такая беленькая, небольшого росточка, двух фашистов из пистолета застрелила? Ну, муж у нее из лагеря бежал с товарищами, еще четыре автомата с собой принесли. Ну, вот-вот, эта самая. Да честное слово, отыскалась, ее крестьянские ребятишки в лесу подобрали без памяти, потом мужики у себя прятали да лечили всякими травками. До того долечили, что она, кажется, без руки осталась, но хорошо хоть нашлась, ее уже привезли!..
Девушки сейчас же повели Аляну в баньку мыться. Когда ее раздели, Наташа даже заревела, такой жалкой показалась ей Аляна. Спутанные грязные волосы, тонкие мальчишеские ноги, впалый живот и грубый рубец раны на неподвижно висящей руке.
Вслед за Наташей не удержались и другие девушки. Бережно обливая теплой водой высохшее, такое исхудалое и все же девически нежное тело, оттирая мочалкой спину, девушки всхлипывали и размазывали мокрыми руками слезы.
Аляна сперва сопротивлялась, пыталась все делать сама, но скоро разомлела от тепла и, как маленькая, то послушно ложилась на лавку, то нагибала голову и зажмуривала глаза, когда ей намыливали волосы.
Из бани они вышли немного успокоенные и повели Аляну к доктору. Опытный корабельный врач долго ощупывал и сгибал ее руку, расспрашивал, как все было, определил, что она перенесла, между прочим, и плеврит, и в конце концов объявил, что ампутация, пожалуй, не потребуется.
Конечно, девушки, пока мыли Аляну, во всех подробностях успели рассказать ей про Степана — и как он тут был, и какой у него друг Валигура, и как они ушли на операцию, самую обычную, ни капельки не опасную, через день-два должны вернуться…
Аляна лежала утомленная, умытая, расчесанная, на той самой койке, которую столько времени сберегала для нее Наташа. Девушки сидели вокруг нее, с нескрываемым удовольствием предвкушая, что будет, когда появится Матас, которого уже пошли звать.
Он неторопливо спустился в землянку. Аляна, молча улыбаясь, ждала, пока он подойдет.
«Ну ладно, радость, ну невероятная радость, — говорил себе, подходя, Матас, — но ведь нельзя же до такой степени терять голову! Мне же танцевать хочется, впору песню запеть и горланить всю ночь напролет… Хоть держи-то себя прилично, болван, перед людьми не позорься…»
Матас подошел к Аляне, широко улыбаясь, присел у нее в ногах.
— Ну, как дела, крестная? — весело спросил он. — Что, ножки-то еще не держат?
— Это они меня уложили. Я бы встала, да не пускают, — сказала Аляна.
— А почему это «крестная»? — с любопытством вмешалась в разговор Наташа.
— А как же? — живо повернулся к ней Матас. — Вы что, не знаете? Один раз я совсем было помер, мне даже разные неземные голоса слышались и уже скрип райских ворот доносился. Отворяли меня принимать… А она тут давай меня теребить, кормить, в глиняный горшок носом окунать, так и не пустила на небо. Я из-за нее вроде как второй раз на свет родился и в ее глиняном горшке крещен!
Аляна, слушая, смеялась вместе со всеми, растроганная той громадной радостью, которая чувствовалась в каждом слове Матаса. Девушки всю эту историю знали, конечно, давным-давно. Теперь они со смехом стали допрашивать Матаса, как это он по скрипу догадался, что ворота были райские?
— За мою-то праведную жизнь куда же меня еще могли направить, как вы думаете? — самодовольно усмехнулся Матас и подкрутил ус.
Девушки взвизгнули от хохота.
— И ангелов видели? — выкрикнула одна из них, высунувшись из-за плеча подруги и тотчас спрятавшись. — Как они выглядят, опишите, товарищ комиссар.
— С крылышками, наверное?
— Крылышек, кажется, не было. Не припомню что-то!
— Так, может, они с рогами были? Не заметили?
— Рога?.. — точно припоминая, нахмурился Матас. — Погодите, погодите… Рога… Что было, то было, скрывать не стану. Верно, рога были. Да что вы хохочете? Вообразили небось уж вот какие? Нет, небольшие рога. Вроде как у двухгодовалого бычка!
Девушки валились друг на друга от смеха. Матас взглянул на Аляну и, встретившись с ней глазами, ласково и виновато улыбнулся, точно перед ней одной извиняясь за весь этот шум, поднявшийся из-за его глупых шуток.
«Просто удивительно, до чего хороший он человек, — подумала Аляна. — Я давно знаю, что хороший, но он, оказывается, еще гораздо лучше…»
— Ну, поправляйся скорей, — бодро сказал Матас. — Доктор говорит, что тебе надо руку понемножку упражнять. Ты его слушайся, он умный.
Доктор говорил Матасу, что с рукой у Аляны дело обстоит очень неважно, и, покосившись сейчас на эту лежащую поверх одеяла руку, Матас невольно стиснул зубы. Что пришлось вынести ей за эти месяцы, бедной! Ведь так посмотреть — совсем девочка, только очень уставшая. Она как будто и не возмужала, не выросла за это время. Нет. Но, минуя годы молодости, Аляна точно заглянула куда-то дальше, и на ее оставшемся полудетским лице внимательный глаз уже заметит те жестковатые, горькие черточки, какие у человека гладкой, спокойной жизни появились бы еще, быть может, через много-много лет…
Раненые дети и раненые старики — это самое невыносимое, самое противоестественное. И видеть эту полудетскую руку и эти ясные глаза Матасу сейчас тоже было невыносимо…
Он встал, непринужденно помахал рукой на прощание.
— Живо выздоравливай, солдат! Не то опоздаешь! Слыхала, как фашистов гонят? Теперь пойдет без остановки до самого Берлина!
Он поднялся по узенькой лесенке из землянки и почти столкнулся с искавшим его начальником разведки.