— Еще раз.
Сердце Селины забилось в бешеном ритме.
— «До нас дошел лишь ее инициал „леди Р.“.
— Здесь указана лишь одна буква. И она не относится к Розалинде, — с торжеством заявил он. — Мы сами придумали за летописцев, что я был женат на леди Розалинде. Ведь в книге об этом не сказано. Моя жена — ты. — Он провел рукой по ее волосам. — Это у нас с тобой будет сын, который спасет жизнь королю. Это тебя, Руссетт, я люблю. И не полюблю больше никого.
Книжка выпала из ослабевших пальцев Селины и хлопнулась в каменную крошку, покрывавшую пол. Ведь в детстве, глядя на вырезанные на стенах вензеля, она мечтала о рыцаре, скачущем вместе с ней на боевом коне… о любви, такой сильной, что о ней будут помнить спустя века…
Она приникла к Гастону, сжимая его в объятиях, чувствуя, как сердце разрывается от радости.
— О Боже, все осуществилось! — всхлипывала она.
— Это означает, что ты вернешься ко мне. — Его руки крепко держали ее, теплое дыхание шевелило волосы. — Ты должна найти способ вернуться, Руссетт. Пусть это займет месяцы, даже годы. Ты должна найти в твоем времени людей, которые помогут тебе вернуться. Среди школяров или…
— Ученые, — пробормотала она, уткнувшись ему в грудь. — У моих родных много знакомых среди ученых. Астрономов, физиков. Я поговорю со всеми, кто согласится меня выслушать. Я найду способ вернуться! Я вернусь! Гастон, все должно получиться. — Надежда воскресла, от волнения Селина дрожала, и если бы Гастон не поддержал ее, она, наверное, упала бы на грязный пол.
— Конечно, ты найдешь способ. Ты попадешь домой, тебя там вылечат, а потом вернешься сюда. Потому что нам это на роду написано. — Он наклонился и крепко поцеловал ее. — Нам на роду написано быть вместе.
Она таяла от его поцелуя, от его непоколебимой убежденности в успехе, от его огромной любви. В первый раз она почувствовала уверенность: ничто не сможет разлучить их.
— В твоей книге сказано, что мы должны назвать его Сореном. — Гастон стоял в кухне возле пылающего очага и держал в руке кубок с вином. — Так звали моего отца.
— Мне нравится, — ответила Селина, перемешивая в миске лук, уксус и перец для острой приправы. Большинство слуг, включая лучших поваров, уехали, и она решила сама похозяйничать и приготовить им обед. Найдя немного мяса и сыра, она начала готовить энчиладас — блинчики с начинкой. — Это будет хорошей памятью о твоем отце. Сорен де Варенн. Хорошее, гордое имя!
— Для гордого, отважного сына.
Задумчивый тон Гастона вызвал у Селины, улыбку. Она уже представляла себе их сына — такого же высокого и красивого, как отец, растущего в доме, полном любви.
— Для второго ребенка сама выбери имя, — с довольным видом разрешил Гастон.
— Может быть, Дуизил? — предложила Селина, пряча улыбку. — Или Союз Луны?
— Такие имена у вас в ходу? — Он уже не выглядел таким довольным.
— Еще как! — подтвердила она, стараясь выглядеть серьезной. — Еще есть распространенное имя Вупи. А девочку можно назвать Зоуи.
— Мою дочь будут звать… Зоуи?
— Можем составить имя из нескольких слов. Вупи-Зоуи де Варенн, — размышляла она, продолжая мешать соус. — Гм, мне бы понравилось: миледи Вупи-Зоуи.
Гастон выглядел совершенно обескураженным. Она уставилась в миску и закусила губу, чтобы не расхохотаться.
— Миледи Вупи-Зоуи, — эхом произнес он. Она не отрывала взгляд от стряпни.
— Да. А может, Вупи Широкая река. Или Вупи Диванная подушка? — Она подняла глаза и сделала непроницаемое лицо.
Гастон молчал, словно вдруг разучился говорить.
— Или… — Наконец она не выдержала и рассмеялась. — Мы могли бы выбрать и что-нибудь попроще. Например, Жаклин, как зовут мою сестру.
— Значит, ты шутила, когда называла эти странные имена? — догадался он, и улыбка тронула его губы.
— Ну конечно, шутила, — призналась она.
— Как славно ты смеешься, Руссетт! — Улыбка совершенно преобразила и его лицо, подняв уголки глаз. Он подошел к ней и облокотился на стол, наблюдая за ее работой. — Ты знаешь, — вдруг заметил он после недолгого молчания, — у этого стола высота удобна не только для приготовления пищи.
— У тебя одно на уме. — Она быстро обошла стол, прежде чем он успел приблизиться к ней. — Учти, никакой герцог не сможет жить одной любовью. Ему нужна и физическая пища. Подожди хотя бы, пока я тебя накормлю.
— Очень хорошо! Корми, если хочешь. — Он решил не настаивать и, сделав глоток из кубка, хитро взглянул на нее. — Я могу заняться этим и после обеда.
Она взяла с другого конца стола небольшой чугунок и вылила в него соус.
— Тебе сначала надо меня поймать, — с вызовом бросила она.
— Заняться охотой, моя рыжая лисичка? — медленно, словно в раздумье, произнес он. — Ну что ж, пожалуй, погоняемся.
— Гонка будет продолжаться всю ночь?
— Нет, Руссетт, она будет продолжаться недолго. Как только я поймаю свою жертву и затащу к себе в берлогу, я быстро с ней расправлюсь. Начну, пожалуй, с поцелуев. Сначала в ее мягкую…
— Прекрати, или нам придется идти в спальню голодными.
— Я и так слишком голоден, чтобы ждать, когда мы отправимся в спальню. — Он хлопнул по столу тяжелой ладонью.
Селина взяла чугунок, ложку и ответила ему храбрым взглядом.
— Чем дольше я смогу заставить своего хищника ждать, тем более голодным он будет.
Гастон шутливо зарычал, неотступно следя за каждым ее движением. Приладив чугунок на крюке, торчавшем из стены над очагом, она продолжала помешивать соус ложкой.
Помолчав немного, он глубоко вздохнул и заговорил приглушенным голосом:
— Когда ты будешь ходить с большим животом, ты станешь еще более прекрасной.
Селина хотела ответить, но в этот момент ее поясницу пронзила резкая боль. От неожиданности она прервала работу и неподвижно застыла, ловя воздух ртом. Гастон этого не заметил, потому что, глядя в пол, продолжал говорить, как мило она будет выглядеть беременной.
Боль была мучительной, хуже она никогда себя не чувствовала. Селина ждала, когда приступ пройдет, но он не проходил, зато стала неметь правая нога.
О Боже!
Изо всех сил она сжала ложку, стараясь унять дрожь в руках. Все будет хорошо. Осталось всего два дня. Два дня до затмения. Через два дня она окажется в 1993 году, доктора вытащат этот проклятый осколок, и она вернется к мужу.
Два дня. Ни Гастон, ни кто-либо другой здесь не могут ничего сделать, чтобы помочь ей. Надо справиться самой. Хотя бы до возвращения в ее время, до момента, когда она окажется в настоящей клинике.
Ей удалось сделать вид, словно ничего не произошло. Она снова начала помешивать соус и даже откликнулась на слова Гастона.
— Прекрасной? С большим животом? — небрежно ответила она, скрывая между словами судорожные вздохи. — Но ведь я стану… толстой.
— Прекрасной! — возразил Гастон. — И я буду заниматься с тобой любовью очень осторожно.
— Ты голоден?
О Боже! Какая боль!
— Да, — проворчал он. — Пожалуй, перекушу, не дожидаясь, пока ты все закончишь.
Селина услышала, как он отошел в угол комнаты, где на столе лежали испеченные блинчики, и взял один.
— Прекрати! — рассердилась она. — С чем мы будем есть начинку? Гастон, принеси мне…
Из-за нового приступа боли голос сорвался. С широко открытым ртом она пыталась восстановить дыхание.
— Что ты сказала? — переспросил он, продолжая жевать.
Боль, сковавшая ее железным обручем, не отпускала, а становилась все сильнее. Она уронила ложку в котелок и дрожащей рукой оперлась о стенку очага. В глазах помутилось. У нее не хватало сил попросить Гастона о помощи.
— Руссетт! — обеспокоенно воскликнул Гастон.
Ноги Селины подкосились, перед глазами все плыло и кружилось. Она начала сползать на пол и лишь услышала, как он бросился к ней, громко стуча каблуками по каменному полу. Потом все вокруг погрузилось в туман — она больше ничего не видела, не слышала, не ощущала.
— Нет! Боже милосердный! Нет! — Его голос звучал где-то далеко и уже не доходил до ее сознания.