Постепенно Воландеморт оброс только самыми фанатичными и безумными последователями, для которых не существовало приятнее дела, чем убийство и большего наслаждения, чем чужие страдания. Остались и другие, готовые на всё ради спасения собственной шкуры. Возможно, я был одним из них. Однако неистовое желание Лорда во что бы то ни стало уничтожить Поттеров превратило мои слабые конвульсии в чёткие целенаправленные действия, а страх в жгучую ненависть, оставшуюся со мной навсегда и создавшую вокруг меня нечто сродни неуязвимого панциря.
Я вернулся к дневнику. Надо же, он помог мне не только понять мою жену, но и переосмыслить свою собственную историю.
Эни. Она стала ещё печальнее, чем обычно. Общий зал теперь ничуть не похож на цитадель пира и веселья. В воздухе повисла гнетущая тишина, и лишь от стола факультета Слизерин доносятся слабые всхлипы. Постепенно всхлипы усиливаются и перерастают в громкие рыдания. С мест повскакивали все: и учителя, и ученики. Все толпятся у слизеринского стола и пытаются понять, что происходит. Белокурая выпускница, тряся перед собой несколько смятым письмом, заходится в истерических рыданиях, не давая никому возможности дотронуться ни до себя, ни до письма. Наконец, кому-то удалось выдернуть пергамент из её рук. Страх, смятение и ещё масса трудно определимых чувств, сменяя друг друга, охватывают студента, который осмелился прочесть письмо. В полной тишине он выдаёт,
— Он убивает их! Он убивает своих же последователей!
И страшное эхо гуляет под сводами замка, заставляя тех, кто постарше втягивать головы в плечи, а тех, кто помладше прижиматься к своим товарищам.
Последняя картинка. Эни, обняв руками колени, сидит на полу гриффиндорской гостиной и смотрит на погасший камин. Обугленные дрова напоминают зловещий оскал, а серые кирпичи, лишившиеся огня и тепла подобны самой девушке, отчаянно борющейся с холодом, поглощающим её душу. Лили стоит над ней и смотрит перед собой, её лицо пылает, пальцы лихорадочно крутят палочку, пробегая по ней туда и обратно, словно пытаясь определить, где та магия, которая поможет всё изменить. Лили хмуриться, тяжело дышит и молчит, но её молчание красноречивее любого, даже самого громкого крика.
— Я так решила. Я ухожу и стану одной из них, — спокойно говорит Эни. — И моего решения уже никому не изменить.
— И ради этого ты готова предать друзей? — палочка в руках Лили производит несколько умопомрачительных кульбитов.
— Прости, но так и будет, — Эни совсем не двигается, кажется, слова идут откуда-то из самой глубины её худенького тела.
Лили вдруг бросается перед подругой на колени и трясёт, трясёт за плечи, уже почти срываясь на рыдания.
— Но ты же обещала! Ты клялась мне!
— Я клялась, что больше никогда не стану желать его любви, но я не допущу, чтобы он погиб.
— Даже ценой собственной жизни?
— Да.
— Но это безумие!
— Пусть так.
— А как же я? — Лили уже не сдерживает слёз.
Эни поднялась. Она снова была похожа на витраж, но только на этот раз сходство было из-за застывшего на её лице выражения безразличия к окружающему.
— Я больше не нужна тебе, теперь у тебя есть Джеймс, и на этом наши пути расходятся.
— Это не так! — Лили схватила подругу за рукав и потянула на себя.
— Это так, Лили, и ты это знаешь не хуже меня.
Эни вырвалась. Дверь за ней закрылась, и сразу же за этим закрылся дневник в моих руках. Я прижал его к себе и прошептал,
— Всё из-за меня, Эни. В твоей жизни всё из-за меня.
В окно заглянули первые лучи солнца, проявляя бережно хранимые тьмой, пыльные разводы на стекле. Сегодня мне предстояло совершить самый главный поступок своей жизни — вернуть мою жену домой.
Глава 20
«Дырявый котёл». Я вошёл и остановился на пороге гостиницы, соображая, как проникнуть в номер Эни не привлекая ненужного внимания. И тут, в самом дальнем уголке бара я увидел её. Она сидела за столиком, чуть ссутулившись, и пила утренний чай, что-то быстро чертя карандашом по разложенной перед ней бумаге. Сердце обожгла горячая волна — только эта женщина могла заставить меня испытывать такой калейдоскоп эмоций: нежность, тоску, любовь, желание, восхищение, только ей дано держать меня подле себя, даже не прикасаясь. Хотя её прикосновение — это всё что сейчас было нужно, а ещё те слова, которые она говорила мне. Она говорила их каждый день, каждую минуту, и я почти перестал замечать, теперь же я мучительно нуждался в них, я мучительно нуждался в ней, в женщине, которая заставила меня жить.
За те несколько дней, что я не видел Эни, она сильно похудела, как-то осунулась и теперь больше напоминала видение. Печаль в её глазах плескалась тёмным бескрайним морем. Казалось, стоит в него только войти и тебе уже никогда не выбраться обратно. Я перевёл взгляд на её одеяние — ничего подобного раньше — костюм, больше похожий на мужской, абсолютного чёрного цвета, ни единого намёка на оттенки. Я снова, как тогда, в зале Суда, не мог заставить себя пошевелиться.
Эни взяла чашку и вдохнула аромат напитка, затем, будто что-то уловив в воздухе, резко подняла глаза и посмотрела прямо на меня. Мешкать было больше непозволительно. Что я там говорил, нельзя наскоком? Это как раз то, что было просто необходимо сейчас. Я сделал несколько быстрых шагов к жене, и пока она не успела опомниться, подхватил на руки и трансгрессировал к нашему дому. Она принялась вырываться и колотить кулаками мне в грудь, а я покорно сносил удары, продолжая прижимать её к себе.
— Отпусти меня, Снейп, — кричала Эни. — Отпусти!
Видя, что я не собираюсь этого делать, она вдруг затихла, перестала драться и прошептала,
— Сделай то, о чём я прошу тебя, хоть раз в жизни.
Это подействовало отрезвляюще, и я поставил её на землю. Она отступила на несколько шагов назад. Я протянул к ней руку открытой ладонью вверх и стал умолять,
— Эни, не уходи сейчас. Я должен сказать…
Она покачала головой и приложила палец к своим губам.
— Ты не понял, — сказала она. — Тебе не нужно ничего говорить, я ни в чём тебя не виню. Просто я не могу больше лгать тебе, себе и всем вокруг. Ты задыхаешься со мной.
— Я задыхаюсь без тебя, — я подался ей навстречу, она ещё чуть отступила, и я остановился.
— Прости, — прошептала Эни. — Но мне нет места рядом с тобой.
— Что ты говоришь? Послушай себя! — я повысил голос.
Под действием особой чувственной власти, которой обладала надо мной Эни, я готов был нести любую чушь лишь бы удержать её.
— Я погибну без тебя! И ты тоже!
— Ты погибнешь со мной, — в её голосе я уловил эти ужасные кошачьи интонации. — А мне придётся жить. Теперь у меня будет свой собственный Северус Снейп.
Эни снова попятилась, я понял, что она собирается сбежать, прыгнул к ней и сжал в объятиях так сильно, чтобы она ощутила как бесконечно тяжело мне без неё. Она дёрнулась.
— Северус, — её била мелкая дрожь, дрожал даже её голос. — Ты ничего не знаешь. Я просто не имею право быть рядом. Я поклялась, что больше никогда не использую эту магию, но я нарушила клятву и стала убийцей…
Я остановил поток её признаний, накрыв её губы своими. На миг она поддалась, но тут же высвободилась.
— Я вижу, мне придётся показать тебе, — сказала она. — Я боялась, что это когда-нибудь случится.
Она отбежала в сторону, опустила голову, беззвучно произнесла заклятие, и вот передо мной уже нет Эни. О, Мерлин, вместо неё — большая хищная кошка. Из-за чёрного окраса пятна совсем неразличимы на шкуре, но я знаю — это леопард. Маглы называют такое — пантера. Я замер. Страх ледяными кольцами сдавил мне грудь. Кошка не рычала и не двигалась с места, она тяжело дышала, направив взгляд в землю, потом медленно подняла морду и глянула на меня. Её глаза всего на долю секунды встретились с моими, но я успел понять, что таких глаз просто не может быть у животного. Нет даже намёка на жажду убийства, о которой Эни говорила когда-то — только бесконечная грусть. Эти глаза я узнал бы из тысячи. Страх отступил, и снова возвратилась нежность, а кошка повернулась и, мягко ступая по земле, пошла прочь. Я побежал. Обогнав её, я бросился на колени и обнял кошку за шею. Пара мгновений, и снова в моих объятиях Эни. Она плакала и прижималась всем телом, а я гладил её волосы и шептал,