Тайрон нахмурил брови:
— Тогда нас, скорее всего, перебьют, но и Ладислас запомнит этот день на всю оставшуюся жизнь. Уж это я беру на себя.
Григорий кивнул, соглашаясь с решением командира, и вслед за ним вернулся к крыльцу.
— Не знаю, правда, почему я должен предоставлять тебе этот шанс, Ладислас, особенно учитывая все то зло, которое ты причинил мне, — заявил Тайрон. — Алексею, например, теперь уже прекрасно известно, что тебе нельзя доверять, но я согласен на-твое предложение… если только ты докажешь, что достоин моей снисходительности. Так вот тебе мои условия. Чем бы ни закончилось сегодняшнее дело, ты поедешь со мной в Москву, чтобы царь Михаил сам решил, помиловать тебя и твоих людей или нет. И если ты поможешь нам в борьбе с врагом, то я лично буду просить его величество, чтобы тебя немедленно освободили. Только знай, я не позволю себя дурачить! В тот же миг, когда я пожалею, что поверил тебе, ты умрешь. Понял?
— Понял, полковник.
— А теперь скажи, ты уверен в том, что твои люди последуют за тобой?
Ладислас ухмыльнулся:
— Я бы сказал, они просто ринутся за мной, если им дорога жизнь.
Тайрону этих слов было достаточно, и он велел лейтенанту освободить пленников. Когда Ладислас и Петров поднялись, полковник бросил:
— Садитесь на коней, соберите здесь своих. Мы отправляемся прямо сейчас.
Ладислас помялся, оглядываясь на двери, но все же решился обратиться к англичанину с просьбой:
— Полковник, я хотел бы переговорить с Аленой. Если мне не суждено вернуться, я хочу, чтобы она знала, что я пытался начать новую жизнь.
Тайрон распахнул дверь и попросил Зинаиду и повитуху выйти на крыльцо. Ладислас благодарно кивнул и прошел внутрь. Прикрыв за ним дверь, Тайрон протянул руку Зинаиде. Не в силах найти слов, чтобы сказать ей, что он снова уезжает и может не вернуться живым, Тайрон крепко обнял жену и держал так долго-долго. Растущее в нем уныние передалось ей. Зинаиде достаточно было взглянуть на солдат, готовивших оружие, чтобы понять все.
— Ты опять уезжаешь? — тревожно спросила она, заглядывая в лицо мужа. Посмотрев через плечо Тайрона, она увидела, что разбойнику тоже возвращают его оружие. — Что заставило тебя вступить в союз с этими головорезами?
— Мы обнаружили вражеский полк неподалеку отсюда. Кажется, они направляются к Москве. Я думаю, они намереваются обманом проникнуть в Кремль и либо убить царя, либо пленить его. Они уже не в первый раз пытаются победить эту страну такими способами.
— Но как же они собираются это осуществить? — изумленно спросила Зинаида.
— Обманом и бесстыдным нахальством. Если у них есть шпионы и сообщники в Кремле, то им удастся незаметно проникнуть туда.
— Будь осторожнее, — попросила Зинаида, снова нежно прижимаясь к мужу. — Ты еще не подарил мне ребенка, но, если нам суждено никогда больше не встретиться на этом свете, я бы очень хотела, чтобы частичка тебя осталась со мной.
Тайрон поцеловал ее мягкие губы и улыбнулся:
— У нас было так мало времени, любимая, однако я верю, что нам будет дарована долгая жизнь, чтобы я смог убедить тебя в своей любви и преданности.
Ладислас уже выходил из дома, и, увидев его, Тайрон в последний раз крепко поцеловал жену, а потом стремительно прошел по крыльцу и спустился по ступеньками. Остановившись у одного коня, оба мужчины заметно смутились.
— Это мой жеребец! — взяв поводья, заявил Тайрон. — Ты своего коня пристрелил, не так ли?
— Но ведь мы поменялись, — попытался спорить Ладислас. — Ты мне своего, я тебе — своего.
— Но твой конь погиб! — Тайрон встал между разбойником и лошадью и, вскочив в седло, улыбнулся, тогда, как атаман возмущенно заворчал. — С нынешнего дня тебе придется ограничиться своей собственностью. Я не собираюсь более делиться с тобой.
Тайрон развернул нетерпеливо переступавшего ногами коня, и тот взмахнул хвостом прямо перед лицом атамана. Приняв у подъехавшего Григория шлем, Тайрон водрузил его себе на голову и взмахнул рукой, призывая солдат следовать за ним. Петров, смеясь, подвел атаману косматую лошадку. Ладислас тихо шептал ругательства вслед удалявшемуся англичанину.
— Может, этот скакун и не так хорош, как пристреленный, — склонил сияющую лысину Петров, кивая на лошадку, и улыбнулся, — но уж лучше плохо ехать, чем хорошо идти.
Иноземный полк перевалил холм и был уже в середине долины, когда первый предупредительный залп разорвал тишину. Неприятельские воины страшно удивились, когда перед ними откуда ни возьмись, появились конные, хорошо вооруженные гусары и встали поперек дороги, уходившей на следующий холм. Пока они приходили в себя, на гребне холма показались пушки. Командир медленно поднял саблю.
Отчаянно торопясь, иноземцы попытались выставить для стрельбы свои орудия. Имея явное численное преимущество, они хотели атаковать незадачливого противника и обратить его в бегство. Из нестройных рядов раздалось несколько мушкетных выстрелов — двое гусар упали на землю. В следующую же секунду русские пушки рявкнули оглушительным залпом. Второй залп вполне отплатил за потерю первых гусар. Богато разодетый иноземец заорал на командира. Тот в раздражении и ярости выкрикивал команду за командой. Подчиненные, обнажив клинки, пришпорили коней и помчались в атаку, но русская пушка снова выплюнула свинцовое ядро, и оно угодило в благородного поляка.
Гусары замерли на холме и поджидали противника, мчавшегося навстречу. Атакующие без труда преодолели первые несколько метров склона, но в этот момент заметили какое-то движение на флангах. Оказалось, еще две группы всадников, одетых во что попало, неровным строем мчались на них. И вот, повинуясь взмаху сабли своего командира, ожили гусары. Они помчались в атаку вслед за ним, а он полетел вперед с таким диким гиканьем, что кровь стыла в жилах и у своих, и у чужих. Неприятельские солдаты быстро поняли, что противостоять таким силам они не смогут. Они попытались было развернуть лошадей и скрыться, но обнаружили, что окружены — сзади подходил еще один отряд разношерстно экипированных людей.
Двое одетых в темное людей крались между деревьями под кремлевской стеной, как вдруг увидели телегу с фуражом, направлявшуюся к Боровицким воротам. Двое неизвестных прибавили шагу и очутились у ворот, как раз когда телега остановилась перед сторожевым постом. Пока крестьянин, очевидно, давно знакомый с охранниками, разговаривал с ними, две темные тени незаметно проскользнули внутрь.
Остановившись в условленном месте, они замерли, ожидая, когда пробьют часы. С последним ударом от Благовещенского собора отделилась еще одна тень — кто-то маленький осторожно приблизился к вошедшим в Кремль.
— Что вы тут делаете в этот вечерний час? — тихо спросил голос из-под большого капюшона.
— Мы пришли за изысканным блюдом, которое так любят все цари.
«Малыш» кивнул: Разве больше всего на свете цари не любят сидеть на троне?
Теперь все трое сгрудились, и «малыш» понизил голос до шепота:
— Вы проинструктировали своих людей?
Тот, у которого был грубый голос, заговорил:
— В назначенный час они устроят переполох. Все солдаты царя отправятся тушить пожары в разных концах Москвы, а царь с патриархом пойдут молиться в Благовещенский собор. Мы объединимся с остальными и перебьем стражу, которая будет охранять собор. Потом зарежем патриарха и царя и, захватив Кремль, посадим на трон своего государя, который велит казнить непокорных ему бояр.
— Отлично! Полагаю, ваши люди в Кремле уже готовы выступить?
— Да, конечно, мой господин.
— Все остальное тоже готово?
— Что именно?
— Вы уже позаботились о безопасности нового государя? Есть в Кремле такое место, где он сможет прятаться до того момента, когда можно будет выйти к народу?
Этот вопрос был встречен смущенным молчанием. Маленький человечек начал нервничать. Окончательно выйдя из себя из-за несообразительности этих простофиль, он сбросил с головы капюшон плаща и с гневной гримасой двинулся на собеседников. Ударив кулаком в грудь самого высокого из двух, он сказал:
— Вы, дурачье! Ведь он же — самая главная часть плана! Где он?