Тайрон и не помнил, когда еще он испытывал такую горячую страсть к женщине. Несмотря на все усилия оставаться в присутствии своей жены холодным и отстраненным, его непокорное тело то и дело заявляло о себе, и тогда огромные и такие невинные каре-зеленые глаза в искреннем изумлении устремлялись на него… Никогда Ангелина не вызывала у него таких бурных эмоций, как Зинаида. Но с другой стороны, стоило ему лишь бровью повести, как Ангелина сама усаживалась к нему на колени. Он не сомневался, что Зинаида сделала бы то же самое, но боялся довериться ей.
Муки Тайрона были порой столь невыносимы, что он опасался, как бы чрезмерная тяга к черноволосой супруге не сделала его навеки бесполезным для всех остальных женщин. Пока Зинаида будет спокойно посапывать в постели, он осужден, словно раненый тигр, расхаживать из угла в угол, ожидая, когда же, наконец, его сморит сон. Терзаясь этими еженощными пытками, Тайрон уже подумывал, не переехать ли снова на свою прежнюю квартиру, но понимал, что это будет воспринято всеми как демонстративный жест. Таким образом, он привлечет к жене внимание клеветников, а это, в свою очередь, повлечет за собой гнев царя.
Если бы только спина у него успела зажить, и он мог снова чувствовать себя уверенно в смертельном бою, то завтра же помчался бы искать Ладисласа, убегая от опасности, что подстерегала его в этой спальне. Он не был так наивен, чтобы искренне верить в свою способность ночь за ночью ложиться в постель с этой соблазнительницей и не обращать на нее внимания. Будь он вытесан из гранита, то можно было бы на что-то надеяться. Но он был живым человеком, подверженным всем слабостям своего пола, а Зинаида — настоящим идеалом женщины. Раздражение и негодование, гнев и враждебность боролись в нем с состраданием, нежностью и восхищением, а также со все нарастающим желанием ласкать и защищать ее, как подобает любящему мужу. Он вполне осознавал, что теперь она по праву принадлежит ему и все самые смелые мечты могут в единый миг осуществиться — если только он сдастся.
Никогда раньше Тайрон не возбуждался с такой легкостью, и терпение его не было таким непрочным. Он понимал, что должен отказаться от своей глупой клятвы хотя бы ради вверенных ему подчиненных. Иначе он просто изнурит своих солдат долгими часами тяжелых упражнений, включая ползание по-пластунски, лазанье по канатам на отвесные каменные стены и прочее. Лишь истощив до предела свои силы и лишив себя физической возможности бодрствовать по ночам, Тайрон ухитрялся противостоять тому соблазну, что поджидал его в постели.
Он просыпался задолго до рассвета, сразу же вставал, брился и одевался. Потом спускался к завтраку. За столом к этому времени уже сидела Наталья. К счастью, Зинаида оставалась в постели. Ведь если бы его утро начиналось со встречи с ней, это непременно сказывалось бы на всем предстоящем дне. В основном, однако, разговоры за столом касались его супруги. Потом он уходил и возвращался поздно. К этому времени ужин уже заканчивался, а полковник едва переставлял ноги и был крайне измучен. Но прежде чем войти в дом, он лично кормил вороного или своего английского жеребца, которого берег для особо торжественных парадов или показательных учений, и ухаживал за ними.
Завершив дела на конюшне, Тайрон, как правило, шел в кухню. Он был слишком голоден, чтобы откладывать ужин, пока не вымоется и не приведет себя в порядок. Пока повариха занималась другими делами, Зинаида накрывала на стол, то и дело исподволь прикасаясь к мужу, и он понемногу привык к этому. Несомненно, если бы блюда подавала Дуняша, Тайрон больше думал бы о еде. Но даже предельно вымотанный, он не мог не обращать внимания на прелестный вид, женственные манеры и чудесный аромат своей жены, когда она склонялась к нему или прикасалась, проходя мимо.
После ужина Тайрон подолгу отмокал в горячей ванне. В самый первый вечер Зинаида попыталась, было помочь ему, но это вызвало такой взрыв бешенства, что она тут же убежала вся в слезах. Тайрон знал, что не сможет подавить сладострастные порывы, и потому впредь в бане ему неизменно помогал слуга, совершенно не умевший говорить по-английски. Это вполне устраивало Тайрона, так как он мог просто отдыхать, ни о чем не думая.
Благословенны были те ночи, когда, переступив порог спальни, он сразу валился на постель и мигом засыпал, не успев произнести ни слова. Единственной супружеской заботой, которую позволяла себе Зинаида, было лечение его ран. Она регулярно смазывала их бальзамом, чтобы смягчить кожу и разгладить шрамы. Для этого Тайрон задирал рубашку и ложился на живот. Ласковые поглаживания действовали на него расслабляюще, и, пока Зинаида массировала натруженные мышцы, дыхание его становилось глубже, и он засыпал.
В такие минуты она переживала настоящее смятение, но оно было связано с самым главным и самым приятным ощущением: она чувствовала себя его супругой, и ничто не нарушало этой гармонии. Пусть Тайрон упорно отказывался от близости с ней. По крайней мере, уступая ее заботам и ласке, он уже оказывал ей исключительное предпочтение перед всеми остальными.
Теперь Зинаида могла в любое время навещать подруг и старых знакомых своего отца. Раз в неделю ее видели в приходе у старца Филиппа, где она помогала бедным. Порой она выбиралась в Китай-город за покупками. Частенько к ней присоединялись Зельда или Наталья, а то и обе вместе. Сделав все покупки на базаре, женщины складывали вещи в экипаж, и Степан неспешно следовал за ними в сторону Красной площади. Здесь почти каждое утро можно было увидеть Тайрона, который учил своих гусар и готовил их к параду. Всякий раз при виде бравых всадников Зинаида дрожала от восторга, любуясь их прекрасной выучкой. Но конечно, все ее внимание неизменно приковывал к себе полковник Райкрофт.
Порой он подходил к дамам во время перерыва в учениях, и тогда они с Зинаидой оказывались объектом всеобщего внимания: и генерала Вандергута, и царя, и всего гусарского полка… Иногда среди толпы совершенно незнакомых людей появлялась Алета. В один из таких дней Тайрон вдруг осознал себя супругом Зинаиды и понял, что просто обязан оказывать ей должное уважение. Стараясь соответствовать этим требованиям, он часто клал ладонь ей на талию или предлагал руку, провожая либо до экипажа, либо до стола, где они вместе угощались приготовленным Дуняшей обедом. Теперь ему приходилось бороться с собой еще упорнее, потому что он вынужден был часто прикасаться к жене либо сидеть с ней бок о бок, а между тем даже самые мимолетные прикосновения потрясали все его существо.
Заканчивалась уже пятая неделя их брака, когда Тайрон вдруг попытался представить, как изменится их жизнь, если он сдержит данное слово и вернется в Англию холостяком. Тогда он сможет ухаживать за любыми девушками. Стараясь пробудить в себе холостяцкий азарт, полковник стал вспоминать тех, за кем ухаживал еще до свадьбы с Ангелиной. Увы, теперь, когда у него была красавица жена, ни одно из прежних увлечений не казалось ему достойным даже воспоминания. Зинаида посрамила их всех. И действительно, кое-кто из тех прежних любовниц любил смеяться по самому ничтожному поводу или без умолку болтать о вещах, которые ему были вовсе не интересны. Но только не Зинаида. Хотя Тайрон до сих пор не признался себе в этом, ее острый ум и спокойные, исполненные достоинства изречения были ему бесконечно приятны.
Пока он так размышлял, его внезапно осенило. И без того уже изрядно пострадавшая гордыня подверглась смертельному удару. С неожиданной ясностью Тайрон понял, что если отправится в Англию без Зинаиды, то вместе с ней в Русском государстве останется и его сердце.
Однажды вечером, спустя еще неделю, Тайрон сидел на табуретке возле кровати и чистил мундир и оружие. Вдруг он поднял глаза на Зинаиду, устроившуюся напротив него на стуле и пришивавшую маленькие крючочки и пуговки к четырем рубашкам и халату, которые были слишком велики, чтобы принадлежать ей. Он снова занялся своей работой, а Зинаида встала, сложила вещи и оставила их на краю постели вместе с четырьмя широкими шароварами, какие носят русские воины. Не говоря ни слова, она исчезла в гардеробной.