Она опустила на тумбочку возле входной двери конверт с письмом. В прощальной записке Рейчел раскаивалась, конечно же, просила прощения у родителей, даже у отца, за то, как вела себя последний год, и за то, что не оправдала их надежд. Правды там было лишь наполовину, но цель этой писанины была вовсе не в правде, Рейчел просто нужно было, чтобы родители её не искали. Она изложила свой план, и её прагматичные родители, ценящие стремление к успеху, несомненно сочтут поездку в Лос-Анджелес на заработки опрометчивой, но все же перспективной задумкой и в какой-то мере смелым шагом к самостоятельной жизни. А усталость от её истерик, возможно, отвадит их от желания тут же броситься в погоню. Все же она была уже достаточно взрослой, а им как никогда нужен был отдых.
Взглянув на родителей в последний раз, Рейчел скользнула за дверь и побрела по улице в сторону побережья. Было ещё несколько мест, которые нужно посетить прежде, чем она покинет этот гниющий город навсегда. Первым делом она добрела до побережья, прошлась по парковке и лежавшему за ней пляжу, пока не увидела знакомые очертания трейлера, в котором жил Фрэнк. Обычно тот работал по ночам, но сейчас свет в окнах не горел, так что Рейчел, облегченно вздохнув, решилась подойти поближе.
Отношения с Фрэнком можно было назвать самым странным опытом в её жизни. Постоянно переваривая их, Рейчел то и дело удивлялась, как могла связаться с таким, как он. Почему именно его советы и разговоры она слушала внимательнее всех прочих, даже Хлои? Она помнила, как его слова западали ей в душу, а его работа, вкупе с противоречивой натурой, рисовали в её голове невероятно сложную картину человека, боровшегося с тем, как устроен этот мир, прямо как она сама. Но потом… наркотики, потакание ей, ссоры, далекие от неё проблемы, и, конечно же, любовь. Она не могла жаловаться, что любви в её жизни было мало. Напротив, любви было слишком много. Рейчел жаждала её, а после встречи с Хлоей, ощутив этот ураган эмоций в полной мере, более не могла ей насытиться. Она быстро поняла, что одной Хлои ей было мало, но то, что именно эта девушка первая подарила ей это чувство, заставляло хранить ей преданность, но первая крупная размолвка сорвала все замки, а Фрэнк оказался рядом в нужное время.
Она подошла к порогу его дома на колесах, положила рядом адресованную ему записку и положила на неё небольшой камень, чтобы ту за ночь не сдуло. Из-за двери Рейчел услышала скуление Помпиду. Еще одно существо, что безоговорочно любило её.
Подводя черту под их с Фрэнком отношениями, Рейчел была благодарна ему в первую очередь за то, что именно ссора с ним окончательно убедила её в том, что пора бросать всё и уезжать. И что делать это нужно было именно одной. Они с Фрэнком так отчаянно срывали голоса, крича друг на друга. Настолько же отчаянно они с Хлоей обнимались и плакали, когда та раз за разом пыталась понять, что с ней творится. Отчаяние Рейчел увидела и в Нейтане, который оказался одержим ей. Все так, как говорил Марк. Пока она не откроет себя настоящую, пока будет разбазаривать огонь в своем сердце на всех подряд, то так и будет оставлять после себя только разбитые надежды — свои и чужие. Она чувствовала, что даже Марк вот-вот был готов поддаться этому огню, и лишь опыт и благоразумие удерживали его. Впрочем, только от этого они его и удерживали, в остальном же он оказался там же, где Хлоя и Фрэнк.
Они все жарко обещали вытащить её отсюда. Спасти от увядания в этом ужасном месте. Эти обещания тянулись годами, но так и остались просто словами, затертыми слоем оправданий. Спустя три года, тем, кто вытащит её из Аркадии Бэй и доставит в город мечты, оказался найденный за день обычный дальнобойщик, согласившийся подкинуть её за сотню баксов. От того, насколько просто и неказисто закончилась эта эпопея, Рейчел хотелось смеяться.
Она бросила последний взгляд на оставленную на пороге записку и пошла прочь, не оглядываясь. Путь предстоял неблизкий, и спустя несколько миль от тяжести сумок спина и руки начали болезненно ныть, и только нарастающее чувство того, что скоро всё это останется позади, придавало ей сил закончить начатое.
К рассвету она оказалась на месте. Их пиратское логово, обустроенное на свалке, с каждым годом обрастало всё новыми деталями. Они с Хлоей утаскивали сюда всё, что плохо лежало и было не прибито к полу, мечтая однажды превратить это место в настоящий особняк или даже корабль… ещё одна пустая мечта, дававшая ей иллюзию счастья. Рейчел провела рукой по висевшей на стене мишени для дротиков, выдернула один из них и воткнула прямо в яблочко. У неё не получалось попасть в него с достаточного расстояния. Хоть что-то в этой жизни ей давалось хуже, чем Хлое. Прямо под мишенью черным маркером они когда-то написали свои имена, словно узаконив свое право над владением этим местом. Самая приятная маленькая ложь из всех. Погладив написанное на стене имя Хлои, Рейчел присела на сделанную из досок, кирпичей и покрышек лавочку и задумчиво склонилась над заваленным пустыми банками, сигаретными бычками и прочим мусором столиком, после чего небрежно смела с него всё и достала пустой лист.
Придумать достаточно убедительное письмо для родителей оказалось чрезвычайно просто. Записка для Фрэнка получилась настолько сумбурной, что её и прощальной-то назвать язык не поворачивался. Марку записка была не нужна, так что Рейчел даже не стала утруждать себя — тот и так всё поймет и вряд ли станет сильно переживать из-за её исчезновения, благо, что он сам так долго её к нему подталкивал. А Хлоя… с ней никогда не было просто, и даже глядя на лист бумаги Рейчел видела перед собой её растерянное лицо. Она написала на бумаге её имя, после чего уткнула стержень ручки в одну точку и зависла, не в силах выдавить из себя ни строчки.
Как объяснить Хлое, которая видит в ней смысл своей жизни, что только друг без друга они смогут по-настоящему обрести себя? Что Рейчел устала разбивать сердца любимым людям. Что… этих сердец было несколько. Она не хотела ей врать, только не ей, но Хлоя не вынесет такой искренности. Сейчас Рейчел предстояло решить, насколько честными должны быть последние слова, которые она оставит ей после себя.
Она написала пару предложений, но быстро зачеркнула их, смяла лист и достала новый. Затем долго и красиво выводила имя Хлои, снова начала писать, но остановилась на середине. Дыхание перехватило, из груди вырвался стон. Сидеть в этом месте и думать о Хлое становилось невыносимо. Развевающаяся по ветру прядь синих волос, голубые глаза, которые в последние месяцы так часто становились красными от слез, губы, за улыбкой которых виднелись кончики резцов, и её голос… этот чудесный голос. Рейчел достаточно было прикрыть глаза, чтобы этот образ начинал душить всю её решимость сбежать. Мечта о новой жизни готова была разбиться от звука смеха, скользящего в воспоминаниях. Всё это вызвало в ней нестерпимую жажду, что открылась ей сразу после того, как она поняла, насколько алчна до любви. Наркотики помогали ей расслабиться и отвлечься, а когда стало хуже — развеселиться, не прикладывая никаких усилий. Потихоньку они начали заменять ей всё больше утраченных чувств, ретушируя слои копившегося внутри негатива, в конце вытеснив почти всё. Вслух она винила во всем Фрэнка, но на деле понимала, что сама не способна управиться со своими желаниями. Но теперь все изменится. Как только она сядет в грузовик — жизнь начнется с чистого листа. Ей осталось лишь дописать чертово письмо.