— Я расскажу всё мистеру Джефферсону, — буркнула Виктория напоследок перед тем, как зайти внутрь класса.
Пока этот неотесанный бугай вёл его в кабинет ректора, Нейтан раздумывал, что такого могло случиться. После того случая с Самантой он вёл себя тише воды, да и даже если бы не вёл, то Уэллс точно не был тем человеком, который стал бы его отчитывать. Слишком уж их семейка зажала его яйца в тиски: учитывая, что только благодаря финансовой поддержке Прескоттов эта дыра всё ещё стояла, к нему вообще не могло возникнуть никаких претензий. Разве что… разве что Саманта не выдержала и всё рассказала. Но кто теперь ей поверит, спустя столько времени?
Дэвид Медхрен довёл его до места назначения, распахнул дверь и подтолкнул в спину.
— Руки от меня убрал, урод! — резко развернувшись, отмахнулся он.
— Входи давай, — буркнул охранник и захлопнул за ним дверь.
— Присаживайтесь, мистер Прескотт, — послышался басовитый, вечно вежливый (и слегка подвыпивший) голос ректора.
— И что же я, по-вашему, натворил? — плюхнувшись в кресло и закатив глаза, протянул Нейтан.
— Речь о вашей комнате.
— Меня что, обчистили?! — Нейтан взволнованно подался вперёд, его нога, против воли, нервно дёрнулась.
— Нет, эм… — Уэллс сложил пальцы домиком и наклонился поближе, — мистеру Медсену и впрямь пришлось выдворить из вашей комнаты некоего мужчину, хоть по его словам тот ничего и не взял.
— Он его поймал? Узнали, что за хрен это был?
— Выражения, мистер Прескотт! — повысил голос Уэллс. — Нет, он сумел сбежать.
— Бесполезный идиот…
— Я вызвал вас не из-за этого. Мистер Медсен был в вашей комнате после того, как злоумышленник сбежал, и обнаружил там некоторые… неприемлемые вещи.
— Этот гандон рылся в моих вещах?!
— Выражения! — Уэллс даже нашёл себе смелость ударить кулаком по столу. Нейтану стыдно было признавать, но это подействовало — он дернулся от неожиданности и притих. — У вас вся комната увешана какой-то мерзостью, мистер Прескотт. Поначалу я даже не поверил, когда мистер Медсен доложил мне, но когда я увидел всё своими глазами… я вынужден буду сообщить об этом вашему отцу. Такие изображения в общежитии академии — это неприемлемо. Совершенно неприемлемо. Вынужден попросить вас избавиться от них немедленно.
— Вы… что? — под этим «что» Нейтан в данный момент чего только не подразумевал. Он покраснел и был готов взорваться, но взрывалась пока только его голова от осознания ситуации.
— Мистер Прескотт… Нейтан, — его голос смягчился, но отдавал теперь явной фальшью, — не знаю, говорил ли вам кто-то это раньше, но подобные наклонности — это… что-то не здоровое. Вы должны…
Он не успел договорить. В этот момент дверь в кабинет распахнулась, и внутрь вошёл Марк Джефферсон. Его брови были нахмурены, пиджак чуть натянулся, а руки он сунул в карманы брюк, но даже похода выдавала в нём волнение и злость.
— Я протестую!
— И против чего же вы протестуете, мистер Джефферсон? — вздохнув, спросил его Уэллс.
— Я поинтересовался у мистера Медсена, зачем же вы забрали моего ученика с занятия, и затем мне пришлось выслушивать, как этот, простите меня за резкие слова, самодовольный индюк с ухмылкой рассказывал мне, что мистеру Прескотту сделают выговор за его творческое самовыражение!
— Мистер Джефферсон, уж вы-то воздержитесь от подобной лексики и не заставляйте меня делать вам, преподавателю, замечания о поведении.
— Примите мои извинения, — быстро проговорил Джефферсон. Нейтан готов был поклясться, что увидел, как линзы его очков в этот момент сверкнули. Мистер Джефферсон всегда был вежливым, но извиняться не любил. — И всё же вынужден настоять, что наказывать ученика за его взгляды на творчество — это какое-то варварство!
— Вы хоть видели, что именно у мистера Прескотта развешано по всем стенам? — с сомнением спросил его Уэллс.
— Конечно видел!
Нейтан чуть было не брякнул «Что?!». Он никогда не показывал Джефферсону свою комнату. Да, преподаватель был в курсе его увлечений готикой и кладбищенской эстетикой, но то, что он хранил у себя, даже ему не рискнул показывать. Его учитель сейчас врал прямо в лицо ректору. Зачем?
— Это было моим заданием на лето, — уверенно продолжал Джефферсон.
— Вашим… заданием? — растерянно переспросил Уэллс.
— Конечно. Я требую от своих студентов выходить за стандартные рамки их повседневного восприятия. Только так они смогут перейти из серой массы обывателей в стан истинных художников и фотографов, и говорить им сейчас, что их интересы какие-то неправильные — всё равно что зарубить их тягу к искусству!
— Но, Марк, вам не кажется, что это уже слишком?
— Если вас не устраивают мои методы, не лучше ли обсудить это наедине, как считаете?
Нейтан отметил, как Джефферсон говорил с Уэллсом. Твёрдо и спокойно, словно это он был ректором и устанавливал правила. Пожалуй, ему не помешало бы запомнить пару таких трюков.
— Конечно, — сдался, наконец, Уэллс.
— А пока, если вы не против, я провожу своего ученика в класс и продолжу занятие. Идёмте, Нейтан.
— Значит, обсудим всё после…
Джефферсон даже не стал его дослушивать. Он положил ладонь Нейтану на плечо и вывел его из кабинета. Нейтан вздохнул и посмотрел вперёд тяжёлым взглядом. Ему не нужна была поддержка, он мог справиться с этим и сам. Возможно, он обязательно скажет об этом преподавателю позже. Но не сейчас.
— Спасибо, мистер Джефферон, — выдавил он. Если его учителю не нравилось извиняться, то сам он ненавидел благодарить кого бы то ни было.
— Я бы хотел обсудить с тобой твои…
— Наклонности?! — вспылил Нейтан, отстранившись.
— Твои творческие позывы. Без той излишней… скромности, с которой ты делишься всем на моих занятиях. Я вовсе не собираюсь тебя осуждать, напротив.
— Тогда чего вы от меня хотите?
— Приходи ко мне в кабинет после рабочего дня, скажем, часов в восемь, — они дошли до двери в класс, и Джефферсон положил ладонь на дверную ручку, но прежде, чем войти внутрь, он слегка наклонился и улыбнулся самой доброжелательной из своих улыбок. — Хочу кое-что тебе показать. Если я не ошибся на твой счёт, то тебя это точно заинтересует.
×××
Даже наркоторговцам нужен отпуск. Хотя бы изредка.
Когда окучиваешь школьников и оборванцев в маленьком городке, и половина клиентов регулярно околачивается прямо на пороге, сделать паузу становится трудно. К счастью, его порог имел свойство свободно перемещаться… вместе со всем домом в придачу. Такое место жительства Фрэнка никогда не напрягало, куда ни погляди — сплошные преимущества. Правда, работало это только потому, что жил он один, если не считать, конечно, Помпиду.
Фрэнк выкатил свой фургон подальше от общественного пляжа и припарковал его там, куда людям обычно было просто лень заходить. Разница состояла лишь в том, что тут было пусто, а так… песок тот же, океан тот же. Почти идеально.
Он переоделся в широкие пляжные шорты, выпустил Помпиду, чтобы тот хоть немного порезвился, бегая по влажному песку с озорным лаем разгоняя чаек, а сам поставил на крыше фургона два раскладных кресла, после чего удобно устроился на одном из них, открыв бутылку пива и широко расставив ноги. Теперь летнее солнышко окутывало его приятным теплом, а влажный океанский бриз не давал совсем уж зажариться. Для того, чтобы сделать этот момент идеальным, не хватало одного последнего ингредиента. И ждать его пришлось долго. Но с женщинами всегда так… по крайней мере с теми, кто задолжал ему денег.
— Фрэнк Бауэрс, — на полтора часа позднее срока услышал он заветный голос. — Стоит в дозоре, вооруженный труселями с пальмами. Ты у нас теперь Дэвид Хассельхофф?
— Если так, то очень надеюсь, что ко мне пришла Памела, — ответил он наиграно устало, снял солнцезащитные очки и опустил голову, чтобы увидеть подошедшую Рейчел.
— Ну… — она криво улыбнулась уголком губ и опустила взгляд на свою грудь, — далековато мне до неё, но чем смогу помогу.