― Да.
Из уст Саванны вырвался вздох облегчения.
— Конечно, я заранее спланировал работу так, что без особого ущерба для дела смогу в течение первых дней вашего пребывания в Греции руководить бизнесом непосредственно с виллы. Это даст мне возможность провести некоторое время с моей семьей.
— Как долго, по-твоему, нам придется задержаться в Греции?
Леандрос пристально смотрел на нее, стараясь угадать, о чем она думает.
— Обсудим это завтра.
— Я предпочла бы обговорить это здесь и сейчас, — спокойно продолжала настаивать Саванна.
— Ну хорошо. — Он снова пожал плечами, в глазах появилась несвойственная ему настороженность. — Ты останешься здесь навсегда.
— Навсегда?!
Его губы вытянулись в тонкую ровную полоску.
— Да. Слишком долго ты намеренно избегала семьи. Пришло время вернуться в твой родной дом, Саванна.
Дом?! Хотелось закричать и наброситься на него с кулаками, но, хотя нарастающая волна гнева разливалась по венам раскаленной лавой, она смогла сохранить внешнее хладнокровие и не дать волю чувствам.
Однажды она не сумела сдержаться и полностью потеряла контроль над собой в присутствии одного из мужчин семьи Кириакис, чем навлекла на себя гнев мужа с последовавшей физической расправой. Ей никогда не забыть кулаков Диона.
— Мой дом — Америка, — произнесла она спокойно.
— Америка была твоим домом до свадьбы с Дионом. Но сейчас твой дом — в Греции, а если хочешь точнее — моя вилла станет твоим прибежищем.
— Твоя вилла? Ты думаешь, я останусь в Греции навсегда и буду жить на твоей вилле?
Леандрос протянул руку к портативному холодильнику и, достав бутылку воды, любезно предложил ее Саванне.
— Да. Именно так я и думаю.
Она бесцельно разглядывала пластиковую бутылку с охлажденной водой, не понимая, как та оказалась у нее в руках.
— Я не могу здесь остаться.
Саванна так и не поняла, что именно стало причиной ее пробуждения. Не сразу открыв глаза, она повертелась немного, наслаждаясь напоследок обволакивающим ее, словно кокон, теплом, зарылась носом в подушку, показавшуюся ей на удивление жесткой. Усталость никак не проходила, бороться с ней было сложно, а соблазн снова вернуться в мир грез и заснуть сном праведника был так велик.
Кровать ее оказалась какой-то неустойчивой, а странное одеяло довольно ощутимо гладило ее по спине.
— Просыпайся, дорогая моя, мы почти приехали.
Веки ее, словно испуганные птицы, молниеносно взлетели вверх. В течение нескольких секунд она не могла даже дышать. Одеялом, нежно ласкающим ее спину, оказалась мощная мужская рука, а жесткой подушкой — мускулистая грудь Леандроса.
В дополнение к уже увиденному застывшая в изумлении Саванна обнаружила, что руки ее крепко обнимают его за талию.
Вкрадчивый аромат нежного, дорогого лосьона после бритья дразнил обоняние. Действительность так сильно походила на грезы, мучительно всплывавшие в ее подсознании в течение вот уже семи долгих лет, что Саванна не торопилась подниматься, стараясь все-таки определить, спит она или бодрствует.
— Ева, почему наша мама обнимает этого дядю? — Голос Ниссы спустил Саванну на землю и помог разжать руки, застывшие в замке на талии Леандроса.
Убирая руки из-под пиджака Леандроса, словно выпархивая из насиженного гнезда, Саванна так резко дернулась в противоположную от него сторону, что ударилась о дверцу и чуть не свалилась с сиденья.
Он быстро протянул руки, чтобы помочь ей удержаться на месте, но она выгнулась и метнулась прочь, уворачиваясь от любого возможного с ним соприкосновения.
— Он член нашей семьи, — ответила Ева, как будто это что-то объясняло.
— Мама? — обратилась Нисса к матери, глядя на нее широко раскрытыми от изумления карими глазами. — Зачем ты обнимала этого большого дядю?
— Я его не обнимала. — Она бросила взгляд в сторону Леандроса. В эту глупейшую ситуацию она попала полностью по его вине. — Я просто заснула.
— А-а-а… — Нисса перевела любопытный взгляд на Леандроса, после чего снова взглянула на мать. — Ты легла ему на колени, чтобы заснуть?
Саванна растерялась, она боялась смотреть в сторону Леандроса. Она совершенно не помнила, как заснула, и не могла объяснить, почему тело ее словно приклеилось к нему.
Она вообще плохо чувствовала себя. Последние две недели ее мучила страшная бессонница, и дневные визиты к прикованной к постели тетушке истощили ее и без того слабую нервную систему до предела.