Он ничего не ответил, и молчание длилось, пока не вошла экономка и не стала убирать использованные приборы и выставлять на стол хрустальные креманки с фруктовым салатом, украшенным взбитыми сливками.
Тишина полноправно царила в комнате и пока они ели десерт.
Но как только с ним было покончено, Леандрос встал из-за стола и, сказав экономке, что кофе они будут пить на террасе, пригласил Саванну последовать за ним. Вид, открывавшийся отсюда, был столь же прекрасен, как и тот, что раскинулся за окнами ее спальни. В лучах заходящего солнца колышущиеся морские волны переливались золотыми и красными оттенками, и даже водная гладь бассейна мерцала экзотическими огнями. Саванна не смогла сдержать невольно вырвавшийся вздох.
— Ничто не может сравниться с красотой греческого заката. — Леандрос взял белый, с основой из кованого чугуна стул и поставил его перед Саванной.
Она опустилась на стул, время от времени переводя взгляд с мозаично трепещущего заката на стоящего рядом с ней высокого, темноволосого мужчину.
— Картина восхода солнца над рощей цветущей магнолии в Атланте ничуть не хуже.
В сумерках его белоснежные зубы сверкали словно жемчуг. Не сводя с Саванны глаз, Леандрос сел рядом с ней, повернувшись спиной к божественному, написанному природой пейзажу.
— Возможно, и я однажды смогу полюбоваться ею.
Представить себе приезд Леандроса в Джорджию было трудно, но даже одной мысли об этом было достаточно, чтобы нервная система Саванны вновь вышла из равновесия.
— Не думаю, что поездка будет оправданной за отсутствием конкретного коммерческого интереса, — это было все, что она могла сказать.
На террасу вышла супруга Феликса, выкатывая сервировочный столик со стоящими на нем изящными чашечками, наполненными ароматным, с традиционным добавлением пряностей кофе по-гречески. Перед тем как снова удалиться в дом, она включила освещение, и внизу заблестела водная гладь бассейна, а окружающий его со всех сторон сад вспыхнул огнями.
Несколько ярко освещенных тропинок вели к фруктовым и оливковым садам, подступающим прямо к дому. Саванне так захотелось побродить по этим тихим, укромным местам в полном одиночестве, но ей надо было остаться с Леандросом и во что бы то ни стало убедить его в серьезности своих намерений вернуться в Америку.
— Не все в моей жизни полностью подчинено интересам компании «Кириакис интернэшнл». — Тембр его голоса и бездонные, цвета темного шоколада глаза были настолько чувственны, что слова его не на шутку испугали и взволновали ее.
— В это трудно поверить, исходя хотя бы из того, сколько времени ты всегда уделял своей работе. — Саванна сделала несколько глотков кофе.
— Тем не менее я даже был женат.
— На молодой гречанке, воспитанной в соответствии с обычаями и традициями ортодоксальной семьи, которая, вне всяких сомнений, никогда не задавалась вопросом о своей роли в твоей жизни, — выпалила Саванна.
— Именно по этой причине ты и оставила моего двоюродного брата? Он недостаточно хорошо угождал всем твоим прихотям и ты не чувствовала себя центром вселенной? — усмехнулся он.
— У меня никогда не было ни малейшего желания быть центром, вокруг которого строилась бы жизнь Диона.
Напротив, она страстно желала отвлечь от себя слишком пристальное внимание мужа, эти беспричинные всплески ревности и стремление держать ее в перманентно беременном положении до тех пор, пока она не произведет на свет мальчика. Его наследника.
— Думаю, что так оно и было. Всепоглощающая любовь Диона стала тебе мешать. Ты ведь привыкла покорять мужские сердца. И частенько имела любовные связи вне брака.
Его тон не оставлял и тени сомнения в том, что он искренне верил в ее неверность Диону.
— «Всепоглощающая любовь» — на редкость удачное определение того чувства, которое Дион испытывал ко мне, — произнесла она. Если бы Леандрос только знал!
— Этот глупец-бедолага любил тебя. — Прозвучало это так, словно только круглый идиот может испытывать нежные чувства к своей жене.
— Надеюсь, что ты достаточно жестко контролировал свои эмоции, чтобы не совершить столь досадной ошибки и не обнадежить Петру своей любовью.
Мышцы его лица напряглись, подбородок стал тяжелым, губы сжались.
— Я заботился о своей жене. Она имела возможность вести тот образ жизни, которому завидуют многие женщины. Но ты совершенно права. Я никогда всецело не подчинял себя Петре, как Дион, который принес свою жизнь тебе в жертву.