Вот я в окружении троих здоровяков, все пропало, я не успею убежать. Последнее, что я вижу, – пыльная дорога и ладони в крови, а потом наступает темнота.
Меня поражает внезапная мысль – я умер. И в эту секунду я понимаю, что прав. Не знаю как, не понимаю почему, но ясность этой мысли не подвергается сомнениям. Я умер, меня больше нет, те парни убили меня на пыльной дороге поздно вечером, и я уже никогда не увижу Джейн, родителей, своего трехлетнего сына Тома и нашу собаку. Но почему я все еще здесь? Что это, чистилище или ад? На рай это место не сильно похоже, да и я не надеялся в него попасть. Мою голову заполняют мысли (при условии, что в нынешней форме моего существования у меня еще есть голова). Я пребываю в какой-то полудреме, как странно, мне казалось, что после смерти что-то должно происходить, ну или совсем ничего. Но я уж никак не мог предположить, что окажусь в каком-то узком пространстве, фактически в темноте, без возможности нормально шевелиться. Разве дух может быть заперт? А может это реальный ад – быть в собственной голове, осмысливать прожитую жизнь, анализировать свои ошибки и поступки сотни раз, каждый день, вечность. Но, честно говоря, я не могу ничего осмыслить, я ужасно странно себя ощущаю, а все мои воспоминания похожи на кучу отдельных картинок, на кашу из воспоминаний, эмоций, образов и чувств. Не знаю, сколько это продолжается, время потеряло для меня всякий смысл. Мне кажется, что прошли годы с тех пор, как я оказался в этой тюрьме. Я так и не передал Джейн, что нашел ту коробку с монетами в Азии, не рассказал, что мы перепрятали это сокровище вдали от всех и что теперь мы невероятно богаты. Она никогда не узнает, что за тысячи километров от нее мы с Биллом нашли клад, за который ее муж отдал жизнь. Где они теперь? Что с ними? И самый главный вопрос: где, черт возьми, я сам?!
– Еще немного! Вдох-выдох, вдох-выдох!
Голоса где-то рядом, я не понимаю слов, они звучат на незнакомом мне языке, но это голоса! Я не один, о, боже, спасибо, я не один.
Еще через секунду меня ослепляет свет, смотреть невыносимо, режет глаза. Мои легкие, что с ними? Мне больно сдавливает грудную клетку, я кричу и – о, чудо! – из моего рта доносятся звуки.
Но что-то не так, мое тело по-прежнему не до конца мне подчиняется, голова ужасно тяжелая. Я еще раз пытаюсь посмотреть и вижу лицо: большое, бородатое. Этот человек странно мне улыбается. Я лежу на чем-то теплом. Секунда, и все вокруг приходит в движение. Меня несут? Остановитесь, подождите, мне нужно все вам рассказать, знали бы вы, что я пережил. И где я сейчас?
Мне понадобилось еще примерно полминуты, чтобы понять, что меня несут на руках, что я снова могу дышать и что речь у меня не выходит. При попытке что-либо сказать из моего рта вылетают странные звуки. А потом происходит самая невероятная вещь на свете – меня кладут на руки к женщине. Я не вижу ее лица, только свои пальцы и не верю своим глазам. Это просто не может быть правдой! Я – младенец.
4
– Софи, о, боже, Софи! Очнитесь!
Я чувствую слабость и слышу отдаленно чей-то голос.
– Дорогая, сейчас, я уже звоню в скорую! Все будет хорошо!
Я пытаюсь открыть глаза, это дается мне с трудом. Я лежу на чем-то твердом, перед глазами еще мелькают странные видения.
Я пытаюсь приподняться, но чья-то рука подхватывает меня.
– Дорогая, не спешите, вас ударило током, скорая уже едет.
– Со мной все в порядке, – слышу собственный голос издалека, – можно мне встать?
– Ооо, конечно…
Чувствуется, что Лидия не уверена в правильности этого решения, но лежать на полу я больше не могу. Она помогает мне подняться и сесть на стул. Чувствую я себя уже немного лучше.
– Может быть, чаю? – хозяйка осекается и сразу добавляет. – Хотя лучше сок! Он у меня в холодильнике.
Она уверенным шагом направляется к холодильнику, но по ее бледному лицу видно, что она сильно нервничает.
– Простите меня, это моя ошибка, я должна была предупредить, что розетка у той стены сломана… Но я… я просто… не подумала.
– Все хорошо, правда, я уже в норме.
В дверь звонят, и спустя минуту я вижу на пороге кухни врача скорой помощи. Он больше похож на мясника, чем на доктора: лицо угрюмое, руки огромные, широкоплечий, под глазами залегли темные круги. Я пытаюсь убедить его, что все со мной нормально, но он не сильно доверяет моим словам. Проходит двадцать минут, когда он наконец соглашается удалиться. Когда дверь за ним закрывается, Лидия возвращается на кухню, она медленно опускается на стул и внимательно на меня смотрит. Мне мучительно хочется покинуть ее квартиру и остаться наедине со своими мыслями.