Названия всех станций передавались на русском, татарском и английском языках. Голос диктора рассказывал, куда можно попасть, пройдя по тому или иному переходу. Татарский язык, на мой взгляд, немного походил на турецкий или даже венгерский, он звучал незнакомо, и у меня было ощущение, что я нахожусь заграницей. Больше всего мне понравилась станция Аметьево – ее сквозь множество больших окон освещало солнце. Я всегда любила такие станции, потому что бесконечные темные туннели без ярких красок улиц наводили тоску.
Я была еще в метро, когда пришло сообщение: «Мы хотим отдохнуть, но ты, если что, пиши». Честно говоря, я уже думала ехать домой, но не хотелось мешать друзьям. Так я и каталась в вагоне больше часа. Потом я вышла на ближайшей к дому станции и поняла, что не знаю, куда идти. Даже по карте я не могла сориентироваться, где живу. Солнце слепило глаза, экран телефона отсвечивал. Я ушла в тенек и настрочила сообщение Руслану, что заблудилась. Через пару минут пришел ответ:
«Вы уже погуляли?»
«Давно, уже полтора часа как», – ответила я с печальным смайликом в конце.
«Куда делся Игорь?»
Руслан обещал дать взбучку Игорю, а мне написал еще раз адрес и посоветовал использовать геолокацию, чтобы было проще найти дом.
Найдя наконец нужный подъезд, я заметила новое сообщение из тиндера:
«Ты уже приехала?»
С этим человеком я общалась пару дней в приложении и была не против встретиться. Сегодня он работал до шести вечера, а потом мог составить мне компанию.
Дабы скоротать время, я зашла домой. Из комнаты Руслана доносилась громкая музыка и барабанная дробь. Я зашла в свою комнату и порылась в рюкзаке. Голова снова болела, так что я закинула таблетку в рот и разжевала. Идти за водой на кухню совсем не хотелось. К такой жаре, от которой будто плавился мозг, я не привыкла.
«Однако это все же лучше, чем холод», – подумала я и легла на кровать.
Мысли крутились, как огромный рой пчел, а головная боль отдавалась протяжным гулом, будто в кабине реактивного самолета. Такое ощущение раньше я испытывала лишь раз – во время долгой практики в больнице.
В тот день я проспала единственный будильник и не успела позавтракать ничем, кроме кружки кефира. Одевшись по привычке теплее, чем следовало бы, я помчалась к автобусной остановке. Хотя в больницу я успела вовремя, но уже в гардеробе у меня болезненно заурчал живот. Это был плохой знак, учитывая специфику работы в отделении, где может стать плохо от одного вида гнойных ран. В основном здесь лежали люди с сахарным диабетом, потерявшие ноги из‑за осложнений. Мне досталась перевязочная, где я отлично справлялась раньше. Проследовав за медсестрой в кабинет, я облачилась в два дополнительных фартука и две пары перчаток. Было душно, живот по‑прежнему жалобно урчал, а в кабинет почти не попадало свежего воздуха из‑за безветренной жаркой погоды. Пациенты шли один за другим, я по‑быстрому обрабатывала раны и аккуратно бинтовала, сильно не затягивая, чтобы не пережимать поврежденные конечности.
Уже был пятый пациент по счету, когда у меня в глазах замерцали яркие точки. Я опустилась на корточки, пытаясь прийти в себя, но тошнотворный вид и запах обрубленных ног лишь приближали неизбежное. Я резала бинты следующему пациенту, когда мне стало совсем плохо. Положив ножницы Купера на каталку, я, шатаясь, пошла к табуретке. Дальше помню, как сижу в окружении медсестер, а в глазах по‑прежнему мелькают разноцветные точки. Кто‑то совал мне под нос вату с нашатырем, а кто‑то раз за разом спрашивал, как я. Лучше не становилось, но я уверила медсестер, что чувствую себя хорошо. Меня положили на каталку, сняли всю лишнюю одежду и дали плитку молочного шоколада. Я лежала прямо перед открытым окном, через которое едва задувал прохладный ветер, и задавалась вопросом, что пошло не так. Неужели я не дошла до табуретки? Я оперлась на локоть и откусила еще один кусочек шоколада. Мелькающие точки ушли, но оставались слабость и дезориентация.
Меня отстранили от практики в перевязочной, направив к старшей медсестре отделения, дабы решить, что делать со мной дальше. Это была преддипломная практика, и значит – я ее провалила. Помню, как рыдала в коридоре, не в силах остановиться, доктора и пациенты сновали туда-сюда и никому не было до меня дела. Раньше я думала, что в обморок падают только изнеженные люди, которые боятся вида крови или чего‑то подобного. Но все оказалось совсем не так, в чем я убедилась на собственном опыте.