Автор статьи не мог об этом знать, но отметил, что Норденшельд открыл знаменитый «Северо-Восточный путь» и за эти заслуги возведен в баронское достоинство и возвеличен всею Европою. «Однако, — говорит автор, — Лаптевы и Прончищев стали известны всему ученому миру тем, что эти отважные моряки описали почти весь северный берег Сибири, но люди эти были простые и родились не в западной Европе, где память их наверное была бы увековечена, тогда как у нас в России они едва известны и никто не знает, как велика заслуга этих предшественников Норденшельда. Не было у них недостатка в мужестве, обладали они замечательной настойчивостью и терпением, с которыми переносили и труды, и неимоверную усталость, и разные' трудности опасного пути; но не от них зависело то, чтобы Россия воспользовалась их трудами себе во славу и на пользу».
Под рукою у них, рассказывает далее автор, были небольшие парусные суда, построение которых не позволяло им плавать в открытом море и бороться с плавучими льдами: пар, это великое подспорье нашего времени, не был еще к их услугам. Заканчивается статья утверждением: «Понятно, что не наши скромные, но все же великие мореплаватели: Овцын, Челюскин, Лаптев, Прончищев и Дежнев виноваты, что им не удалось разрешить в XVIII веке задачу Норденшельда».
Многие восхищались величием дела, совершенного участниками Великой Северной экспедиции: Ф. П. Врангель, выдающийся моряк и писатель, в своей книге «Путешествие по северным берегам Сибири и по Ледовитому морю» (1841) так отозвался о деятельности Прончищева, Ласиниуса и братьев Лаптевых: «Они заслуживают удивления потомства».
Г. Гартвиг в книге «Природа и человек»(1897) подчеркнул «…относительно мужества и терпения в борьбе с враждебной природой имена Прончищева и братьев Лаптевых достойны стать наряду с знаменитыми мореплавателями».
Ф. Гельвальд в своем труде «В области вечного льда» (1881) сказал, что эта экспедиция «может быть поставлена наравне с величественнейшими предприятиями всего света; и всех времен…».
Академик Ю. М. Шокальский в русском биографическом словаре (1904 г.) дает такой отзыв: «Экспедиция эта произвела одну из самых громадных по количеству и важности добытых материалов работ в истории полярных исследований» Эта экспедиция, как отмечается в литературе нашего времени, оставила после себя значительное наследство, далеко еще не изученное и даже не учтенное.
Многое еще в жизни и деятельности этих бесстрашных первопроходцев Великого Северного Морского пути для нас неясно, много материалов лежат в архивах не изученными, путевые журналы и заметки, различные исторические, географические и этнографические записки участников экспедиции еще не опубликованы.
При этом нельзя не отметить, что многое из «обнародованного» уже давно стало библиографической редкостью. Хочется надеяться, что недалеко то время, когда мы будем иметь обширное описание этой величайшей экспедиции. Полная глубоко-трагических и волнующих моментов, она навсегда останется замечательным памятником человеческой энергии, мужества, упорства и настойчивости.
В наши дни их подвиги представляются нам поистине легендарными. Советские люди достойно наследуют славу первопроходцев Севера. Трудами исследователей Советской Арктики созданы новые карты всего северного побережья и Таймырского полуострова, где появились еще двадцать девять названий — имен участников Великой Северной экспедиции. Это прекрасная память об отважных полярных исследователях XVIII века.
Морская академия
В 1714 году по царскому указу «на вечное житье» началось переселение в столицу многих дворян, купцов и мастеровых людей из близлежащих к Петербургу земель — Новгородских, Псковских и Великолукских. Много приехало на государеву службу и мелкопоместных дворян, в том числе Борис Иванович Лаптев, как опытный строитель речных судов, с назначением на особо почетную тогда должность корабельного мастера галерных верфей.
Не имея своих детей, он по-отцовски был привязан к племянникам Харитону и Дмитрию и взял их в столицу с надеждой определить на учебу в адмиралтейскую школу для приобретения основ морского дела. Поселились Лаптевы на Петербургской стороне в мазанковом доме на берегу речки Карповки. Место это еще не заселялось, и только вдали, слева, располагались домики татарской слободы, а справа, подальше, застраивалась русско-финляндская слобода. Окружающие лесные участки и заросшие кустарником возвышенные берега Карповки напоминали родные великолукские места. Уже в первый год своего пребывания в столице двоюродным братьям Харитону и Дмитрию Лаптевым довелось увидеть незабываемое зрелище торжества петровских побед — «праздник виктории».
В начале августа 1714 года [6] весь Петербург облетела радостная весть о первой большой победе молодого русского флота над шведской эскадрой при мысе Гангут. Ожесточенный бой закончился разгромом шведов, сдачей в плен оставшихся кораблей шведской эскадры и пленением их командующего, контр-адмирала Эреншельда. Победа показала, что русский военно-морской флот представляет уже грозную силу. Матросы и офицеры в этом бою проявили исключительную храбрость, высокий патриотизм и знание своего дела. «Во истину нельзя описать мужество российских войск, как начальных, так и рядовых», — указывалось в реляции.
Гангутской победе Петр Первый радовался, как полтавской. Уже в день победы из Ревеля по его приказу были посланы курьеры в Петербург, Москву и другие города с известием о событиях при Гангуте. В Петербурге готовилась торжественная церемония встречи победителей.
На Троицкой площади спешно воздвигались триумфальные ворота. Около Летнего сада, Меньшиковых и Кикиных палат, Зимнего дворца, на пристанях и около стен Крепости строили специальные пирамиды для иллюминаций и фейерверков.
Ранним утром 18 сентября в устье Невы начала входить эскадра кораблей, а к 12 часам дня население столицы заполнило набережные, ожидая предстоящего «викториального триумфа». И вот с бастионов Крепости раздался залп орудий, по Неве стройной кильватерной колонной шли корабли — герои русского флота. Народ ликовал, юный град Петров достойно встречал победителей Гангута.
Наступила тишина, а затем взрыв восторга толпы — это показался линейный корабль — флагман флота «Ингерманланд» с поднятым государственным штандартом.
За флагманом шли галеры, которые одними из первых приняли бой, взяв на абордаж корабли шведов, затем скампавеи, украшенные флагами, а за ними шла пленная эскадра шведских кораблей: шесть галер, три шхербота и фрегат «Элефант», на борту которого находился командующий шведской эскадрой контр-адмирал Эреншельд.
Когда эскадра бросила якорь напротив Троицкой пристани, пушки русских кораблей дали залп, а им ответили троекратно залпы батарей Крепости и Адмиралтейства. Отвалили шлюпки, и все команды вышли на берег. Звуки труб, литавр и барабанов известили о начале парада. Открывала парад рота лейб-гвардии Преображенского полка во главе с генерал-майором Головиным. Они первые прошли триумфальные ворота, увенчанные орлом, сидящим на слоне, с надписью «русский орел мух не ловит», что подтверждалось изображением под орлом захваченного в плен шведского фрегата «Элефант».
За преображенцами шли две роты Астраханского полка и несли шестьдесят трофейных знамен и три штандарта.
Дальше следовали пленные морские офицеры с контр-адмиралом Эреншельдом и двести шведских морских унтер-офицеров, солдат и матросов. Замыкали парад две роты преобра-женцев, впереди которых шел Петр Первый и пять унтер-офицеров, несших трофейный флаг шведского контр-адмирала.
Праздник продолжался. Вечерний город озарился множеством фейерверков и иллюминаций. После одиннадцати часов вечера начался аллегорический фейерверк—»победный флот». Напротив Летнего сада поставлен был корабль с иллюминированными транспарантами, где яркими огнями вспыхивала надпись: «Хотя в меня со всех сторон бьют, однако я возвышаюсь». На бортах горели разные фигуры.
Все дома по случаю праздника были освещены свечами, а перед дворцами и на главных улицах горели фонари.
6
Все даты в дальнейшем даны по старому стилю. (Здесь а далее примечания принадлежат автору.)