Во всё лицо.
В том сказочном сне я понял, что наконец-то попал домой.
Подошёл к окну и посмотрел в него. За стеклом жила одна лишь пугающая темнота, внутри же обозримое пространство казалось необычайно светлым и уютным. Каждая блеклая краска играла в том месте полной гаммой цветов, каждый предмет имел волшебное назначение. 'Твой истинный дом здесь', - прошептал мой разум, - 'а не там, где находится тело'.
В ту сказочную ночь мы с Сашкой, как всегда сотни и сотни раз раньше дурачились и шутили, дрались подушками, делили время, когда кто будет сидеть за компьютером. Он доверчиво клал голову на моё плечо, как любил делать с детства и рассказывал про что-то. Про что - не помню. Да и не важно это уже было.
Был только он.
И я.
И ещё была любовь. Она пронизывала всё вокруг и все вещи, все слова и чувства подчинялись ей.
Я проснулся таким счастливым, как никогда раньше. Улыбался весь день. Мне казалось, что пришлось вернуться в какое-то слабое отображение нечто существующего истинно в ином месте.
Пережитое ночное путешествие подтверждало древнюю шаманскую практику сибирских народов. К примеру, насколько знаю, гольды верили, что дух умершего обитает возле жилища, ревнует и даже может заболеть. Родители умерших детей часто просили шаманов вернуть им дитя, поместив ушедшую душу в новое тело, в готовящуюся зародиться жизнь. Для того чтобы вызвать дух умершего они отправлялись в гости к шаману и надо сказать, такие контакты являлись столь же обыденной вещью, как посещение нами доктора. Чтобы убедиться, тот ли дух вызвал шаман, задавалась куча каверзных вопросов, ответы на которые знали только члены семьи. Дух умершего, используя шамана как проводника, должен был дать неизменно правильные ответы. К сожалению, многочисленные древние практики, уходящие корнями вглубь тысячелетий, уничтожила общая христианизация автохтонного населения и широкая поступь технологического прогресса.
Я не вступил на путь отрицания, не изводил себя молитвами, как советовали мне в храмах. Нет, как-то интуитивно выбрал иной путь, очень тяжёлый и опасный, протянул руку в мир теней и мне за несколько дней Саша дал все ответы на те вопросы, что я задал ему стоя над могилой.
И самый главный из них - мы не растворяемся после смерти среди атомов, а в каком-то смысле продолжаем существование. Открытие порядком поразило меня. Одно дело, когда слышишь подобное, совсем другое - когда получаешь конкретные подтверждения.
И опять же после всего, что мне дали увидеть, у меня возникла туча совсем иных вопросов.
То, к чему я оказался допущен, и что смог рассмотреть заставило заново задуматься об устройстве Вселенной и человека. Как уже упоминал, отображение, в которое меня провёл Саша, полностью воссоздавало нашу квартиру. То, что я оказался там, внутри отображения говорило о том, что Саша попал в привычную обстановку, созданную им или нашими мыслями на более высоком уровне. Скорее всего, при его жизни. Насколько долго он будет находиться в таком кармашке между мирами? И вообще, кто его создал?
Я так же вполне отчётливо понял, что даже без участия деятельности мозга дух взрослого человека продолжает некоторое время осознанно мыслить после смерти. Такое умозаключение полностью противоречило всему, что я учил и знал ранее. Как может рождаться мысль без сложной работы мозга, без участия в какой-то мере всего окружающего материального мира? А может мы сами создаём искусственно некую мыслеформу, которая начинает существовать внутри сознания и отвечает на соответствующие запросы? Кто знает...
Так или иначе, по моему мировоззрению закоренелого материалиста почти ежедневно продолжали наноситься удар за ударом.
Связь с сыном после описанных случаев заметно усилилась и вовсе не во снах, а вполне конкретно в нашем мире. Когда мне становилось плохо, именно умерший сын первым откликался и оказывал помощь. Трижды я практически терял сознание из-за сильного сердцебиения, высокого давления и ещё, ещё чего-то крайне опасного и неприятного прямо на улице. Как я понимаю, до могильной плиты мне оставалось сделать всего один шаг. В глазах темнело и, находясь на грани между инсультом или инфарктом, опирался рукой о ближайшую стену или забор и принимался неистово мысленно призывать на помощь сына, именно его, а не кого другого: 'Мы ещё должны во всём разобраться, Саша, мы ещё должны так много успеть сделать', - говорил я ему и помощь незамедлительно приходила. В мой судорожно открытый рот после каждого обращения проникал едва заметный ветерок. Некое дыхание, переданное с того света и нёсшее в себе дополнительные и питающие тело силы. В течение нескольких секунд, не более как минуты, жизнь возвращалось назад, я чувствовал себя практически здоровым и продолжал, как ни в чём не бывало путь домой. Однако стоило закрыть за собой входную дверь квартиры, и недуги наваливались сразу всем скопом. Я едва успевал вызвать 'скорую', дождаться её и опять, после таблеток и уколов в очередной раз выслушивал советы немедленно обратиться к врачам. Кивая согласно головой, я знал, что не выполню обещания. Я очень боялся потерять связь с сыном. И ещё. Нужно было разобраться в обстоятельствах его смерти.
Мне почему-то сразу вспомнились прочитанные некогда книги Рэймонда Моуди 'Жизнь после смерти' и 'Жизнь после жизни'. Масса опрошенных свидетелей, переживших клиническую смерть, делились с автором пережитым. В основном они видели свет и стремились к нему. У нас всё происходило по-другому. Может, из-за того, что Моуди опрашивал тех, кто смог вернуться, мы же имели пример общения с духом действительно умершего близкого человека. Или же ситуация оказалась тесно связана с тем, что кроме сына в аварии пострадали и другие люди.
Скоро, на основании полученного многочисленного опыта ко мне пришла уверенность, что сны являются дверью, через которую мы попадаем в иные миры.
Сразу после смерти Саши, до упомянутых чернильных снов, Наташе приснился наш сын. Спиной, взявшись за руку какого-то парня, одетого в чёрную рубашку он уходил во тьму. Я знал, что маленьким он очень боялся темноты. Она звала его. Он не обернулся ни разу.