Во мне есть только родительская любовь.
Я войду в ту радугу, найду, с кем можно будет обсудить условия и если получится, вернусь назад. С ним.
Солнышко в ладошке
В новой главе, собравшейся из новых случаев и событий за лето, я продолжу свои записи в несколько иной манере, чем прежде. Теперь, когда с нами случалось что-то необычное, я взял за правило старательно заносить не только само событие в особый дневник, но и дату, под которой оно произошло. Так легче стало установить причинно - следственную связь.
В начале лета мы с Натальей установили на могиле сына памятник. Как я уже говорил раньше, выкупили большую площадку среди монументов в стране усопших, чтобы места на ней хватило бы и для нас рядом с ним.
Весна и начало лета выдались дождливыми. Дождь всё шёл и шёл, не давая производить подрядчикам необходимые работы. Впрочем, выискивая 'окна' с погожими днями всё же покрыли площадку тротуарной плиткой, на котором поставили постамент с портретом Саши, выполненный художником. Под траурной стелой легла ещё одна, тоже из тёмного гранита с печальной посвятительной надписью, в которой больше не скрывались наше горе и бесконечная тоска. Рядом с монументом встала небольшая изящная ваза из того же гранита для цветов. А всю сакральную для нас территорию обнесли металлическим узорчатым заборчиком.
Очень скоро место упокоения нашего ребёнка окружили новые свежие могилы. То, что я увидел, порядком расстроило и удивило меня. Один из усопших оказался симпатичным пареньком четырнадцати лет, слева похоронили красивого тридцати восьмилетнего богатыря, перед ним - могучий мужчина ровно сорока лет. С другой стороны оказался ребёнок и только сзади нас неизвестная мне старушка. Быстро, в течение лета выросли стелы с портретами и появились красивые площадки, ведь для местного камнерезного завода ритуальные предметы теперь являются основным источником заработка.
Я не понимаю, что происходит в последнее время, но смертность очень сильно 'помолодела'. Стоит немного углубиться в лес, где попадаешь на полосы захоронений начала двухтысячных и видишь, что молодые люди в общем числе составляют, лишь редкие вкрапления. С экранов телевизоров нам упорно внушают и без всякой застенчивости твердят, что продолжительность жизни стремительно растёт. Приглашаю всех московских умниц-чиновников в тот скорбный лес, просто пройтись с калькулятором и высчитать средний возраст тех, кто ушёл от нас... Не появятся, я уверен... Зачем? Ведь из окна кабинета на сто первом этаже можно рассмотреть намного больше, чем тогда, когда приземляешься на землю.
Недавно, проезжая мимо местного молодёжного театра, увидел многочисленное оцепление из сотрудников полиции и дорожно-патрульной службы. Их было много, очень много. Непривычно и неприлично много. Рядом с каждым ещё и плюсом стояла пара крепких мужчин в гражданской форме, вероятно, сотрудники спецслужб. А от ступеней маршировала шеренга почётного караула, в военной парадной форме, с белыми перчатками и ружьями на плече. За два дня до этого дня центральный проспект и все смежные улицы тоже перекрыли многочисленные кордоны. Я никогда не видел столько полицейских в одном месте и не мог представить, что в нашем городе находятся столь многочисленные вооружённые контингенты. Что Алтай располагает такой мощной собственной армией.
Они оккупировали всё и всюду, словно завоеватели, встав группами по три - четыре человека через каждые десять или двадцать метров, не забыв ни один перекрёсток.
Подобное столпотворение сотрудников правопорядка я видел в западных фильмах на саммитах восьмёрки или десятки. Наверное, у нас решили тоже провести что-то типа съезда БРИКС, решил я. Однако, нет. Оказалось, из разговоров пассажиров того автобуса что в Алтайский край прибыл новый губернатор. Город у нас тихий, поэтому меня несколько, мягко говоря, удивили как меры безопасности, так и их нарочитая оторванность от народа и выпеченная помпезность.
Поэтому я первым делом подумал о разной ценности человеческой жизни в современном российском обществе. Вспомнился невольно Сашка, в свои всего-то восемнадцать лет, так много сделавший для других, что на похоронах невозможно было протолкнуться. Вспомнилось, как его за пару лишних тысяч штрафа вместе с совсем уж ещё девчонкой гнали по тёмному городу в особо опасном месте, пока на пути не попался автомобиль.
Интересно, как себя сейчас чувствуют себя те двое патрульных? Едят, спокойно спят, веселятся с девушками? А вот своей маме они рассказали, как угробили молодого парня и искалечили девчонку? А перед детьми похвастались 'подвигом'? А ведь надо бы. По разговору в больнице я понял, что Сашка у них не первый такой. Второй раз я видел их в здании суда, и едва смог пройти мимо. Впрочем, из своих сновидений я теперь знаю, что их поступок взвешен, и кара, далеко не земная уже настигла или скоро обрушится на них.
Оставим их, поговорим о том, что произошло с нами дальше.
Ад, в который мы внезапно попали, продолжался. Мало того, к тому же ещё совсем пропал Сашка. Первые полгода, когда у меня отказывали ноги и посетил инсульт, а так же навалились и другие неприятности со здоровьем, дух сына неизменно приходил, поддерживал и лечил нас. Только благодаря этой связи мы и выжили. А тут вдруг он исчез. И нам сразу стало намного, намного хуже и тяжелее.
Перестало исходить тепло и от работ Натальи Зяблицкой. По удивительному стечению, связь оборвалась сразу после окончания работ на кладбище. Получалось, что могильными плитами мы пришпилили его дух в том мрачном лесу к определённой точке.
Я очень не хотел терять его снова. Даже тот призрачный дух, что мы ощущали, даже тот образ, что приходил в сновидениях.
Чтобы вернуть спасительную иллюзию принялся каждый вечер колдовать над фотографиями. Водил над ними ладонями и просил сына взять из моего организма всё, что нужно для того, чтобы снова навестить нас.
И вот в один прекрасный вечер почувствовал, как из ладоней явственно уходит столб энергии в... фотографию.
В ту же ночь Санька явился в сон к матери в образе маленького семилетнего ребёнка. Он был непривычно серьёзен и печален:
- Из-за меня девочка попала в больницу, - с горечью сказал он. - Если бы не я, этого с ней не случилось бы.
Наталья принялась успокаивать его.