У меня практически не было детства в современном понимании слова. На самой ранней стадии сознания, воспоминания прошлого смутно хранила память. Помню, меня отводили затемно, рано утром родители к какой-то старушке в очень древний, почти развалившейся однокомнатный деревянный домик. А сами спешили на работу. Там я играл сам с собой, с клубком ниток или же изучал с ней азбуку. Она кормила и изредка рассказывала сказку. Я уже не помню её, но помню руки, подающую тарелку - морщинистые, с вздувшимися венами на почти высохшей плоти. Забирали меня поздно вечером.
Потом пришёл черёд садика и школы. Всё свободное время я помогал маме и папе - в поле или в огороде. По ночам читал книги, поздно вечером учил уроки. Школьные премудрости давались на удивление легко, я бегло читал и считал в пятилетнем возрасте. Изредка со мной играл старший брат, но никогда родители.
С Сашкой же с рождения и до гибели мы находили всегда какие-то общие сумасшедшие - весёлые темы - игры, которые усложнялись от совершенно примитивных к таким, которые требовали определённых знаний и остроты ума. Как раз через Сашку я и получил то, что недополучил раньше. Открыл дверь в детство и попал в мир, с которым был знаком только понаслышке, необыкновенный и очень яркий.
Я потерял слишком многое. И ничто не могло заместить утрату.
На фоне постепенного осознания трагизма произошедшего моим сознанием всё больше и больше завладевало одно желание, одна мысль, один позыв:
'Хочу к нему'.
Хочу к нему.
Хочу к нему...
Похороны
На следующее утро совершенно перестали подчиняться ноги. Взяли и отказались слушаться. Пытался встать на них и неизменно падал на колени. С трудом, раздавленный и испуганный беспомощностью доползал на коленях до унитаза и возвращался назад в своё унылое логово.
Новый день не принёс со светом нисколько облегчения. Наоборот, я впал в состояние самого настоящего шока, перестав практически реагировать на окружающий мир и предаваясь одному чувству - всеобъемлющему горю.
С того зловещего первого дня, который никогда не сотрётся и не затуманится памятью, мы с Натальей попали в некую действующую модель пресловутого 'Дня сурка'. Жить стало невыносимо тягостно, мысли всегда занимал один образ, в то время как здоровье незаметно утекало сквозь пальцы. Весь день на пару мы только и ждали сна, как временного избавления от мук.
День-ночь. Ночь - день.
Всегда одно и то же.
Я плакал днём, я плакал ночью. Когда больше - не могу сказать... По утрам просыпался на мокрых подушках, с застывшими солеными озёрами в районе ноздрей.
Кто-то могущественный и крайне беспощадный приговорил нас к жизни, в то время как обрёк нашего ребёнка на смерть. Хочу сказать, крайне несправедливый и безжалостный приговор с точки зрения любого самого пропащего родителя или циника. Смерть, которая раньше пугала меня одним своим существованием вдруг превратилась в постоянное искушение, я увидел в ней избавителя и спасителя от бесконечных страданий.
Невольно принялся вспоминать всех тех, кого не миновала похожая горькая участь. К своему ужасу скоро обнаружил, что из моих бывших знакомых, столкнувшись с нечто похожим никто не смог победить. Так, в тех местах, где я вырос, один очень близкий приятель потерял дочь. В классе слыл заядлым балагуром, красивый и высокий парень женился очень рано, и дочь появилась на свет в то время, когда я только поступал в институт. В двенадцать лет у девочки обнаружили тяжёлую форму рака, спасти её оказалось невозможно. Только сейчас я начал понимать, что пришлось пережить ему, похоронив двенадцатилетнюю дочь. После её смерти у него больше не было жизни. Я встречался с ним позже несколько раз и с каждой новой встречей он выглядел всё хуже и хуже. Пытаясь найти забвение в спиртном, опускался незаметно для себя всё ниже и ниже, хотя до трагедии я знал его весёлым и крепким парнем, которому море по плечо.
В другом случае нечто подобное произошло с моими учителями в школе. Не буду называть имён. Он и Она. Мужчина и Женщина. Оба люди с большой буквы. Он - решительный, всегда умеющий поддержать и направить, мастер на все руки. Она - секс - символ школы, в меру строгая, в меру добрая, неизменно умная и красивая, тянувшая своих учеников по своим предметам и всегда всей душой переживавшая за нас. Когда уже окончил институт, узнал ужасную новость, которая порядком расстроила и выбила из колеи на долгое время. В один день оба их сына разбились на мотоцикле. Даже страшно представить те глубины ада, что разверзлись в тот день. Он через некоторое время спился, а потом решил избавиться от мук или же забылся на время в неподходящем месте, оказался в районе железнодорожных путей, где проезжающий состав отрубил ноги. Следом и она сошла с ума.
Словом, перебирая в уме всех тех, кто столкнулся с подобным, я не находил среди них никого, кому бы удалось выплыть.
Это обстоятельство очень пугало меня.
Вскоре и Наталья узнала, что у неё на работе есть женщина, на долю которой выпало похожее испытание. Она сразу же направилась к ней с одной целью - узнать, как той удалось продержаться. Всё-таки на сегодняшний день ей шёл семьдесят третий год, сына же потеряла в тридцать восемь. Выслушав Наталью, она ответила, что после гибели ребёнка с головой погрузилась в работу и науку, пытаясь найти в них забытьё от преследовавшего всюду кошмара. Но стоило вернуться домой... Она плакала все эти годы каждый вечер, не в силах забыть потерю. Каждый день. Каждый проклятый день. Мало того, через полгода закончились резервные защитные силы организма и болезни полезли, как из ящика Пандоры одна за другой. Женщине повезло в том, что работала она в диагностическом центре, поэтому две злокачественные опухоли удалось выявить при плановом обследовании на ранних стадиях и удалили их вовремя.
Скоро на помощь к Наталье, отпросившись с работы, приехала двоюродная сестра из Рубцовска. Она хорошо знала Сашу, и в последнюю длительную вылазку в Горную Колывань он специально завернул к любимой тёти на её прославленную пиццу. Потерю переживала тяжело, но было нечто в её характере, некий внутренний стержень, который позволил Наталье опереться на неё и подготовить всё к прощальной церемонии.