— Интересно, — откликнулась Нина, тряхнув своими яркими кудрями.
— Ну вот, — сказала Аграфена Петровна. — Я про-страшное рассказываю, а ей интересно. — И улыбнулась ласково — Впрочем, как же не интересно….
По густой чернильной тьме начальник заставы вместе с моим тезкой, провожали меня к. берегу, где, вызванная с парохода, уже ждала моторная, лодка. Лучи фонаря уходили в туман, как в вату, и стоял вокруг луча призрачный таинственный ореол. Поблескивали подносами лужи, высокая мокрая трава, касаясь, холодила руки.
— В такую погоду нарушителя границы, можно и не заметить, — сказал я.
— Нельзя, — как всегда категорично, заявил начальник заставы.
— Почему?
— Потому что охрана границы — не мертвая схема, потому что мы знаем, как может вести себя нарушитель в такую погоду, потому, наконец, что все местное население — наши помощники.
— А бывало? — Мне показалось, что начальник заставы готов рассказать что-то еще интересное. — Бывало, чтобы… с помощью населения?
— Бывало, — с готовностью отозвался он. — Пришел человек в колхоз на работу устраиваться, а фотография на паспорте вроде бы не похожа. Колхозиники привели на заставу.
— Нарушитель?
— Да. Условный. Проверка была.
— А еще что-нибудь было?
— В газике люди ехали. Спросили у колхозников дорогу, а сами свернули на другую, к границе.
— Ну и…
— Оказалось, просто заблудились… А как-то проверяющий из погранотрада приехал, попросил срочно провести занятия по боевому гранатометанию. А мы в горячке не предупредили об этом наших помощников из местного населения. Только и успели, что выставить оцепление. А потом… Младший сержант Рыбин как раз дежурным по заставе был. Что было потом? — опросил он его.
— Семь минут прошло с первого взрыва, как приехал на заставу грузовик, полный колхозников, — сказал май тезка. — Они решили, что на заставе ЧП и нам помощь требуется…
Берег появился внезапно. Тропа оборвалась, под низким обрывчиком возникла черная, как пропасть, вода и полувытащенная на отмель лодка. Возле лодки стоял Володя с «Батуми» и двое пограничников.
— Не заблудитесь в тумане? — спросил Володю начальник заставы.
— Огни ж видно, — ответил он.
Я присмотрелся, увидел, что ниже по течению туман — вроде как бы светился большими расплывчатыми пятнами.
— Верно-верно, — удовлетворенно сказал начальник заставы. — Плывите, коли так. Гудните с парохода, чтоб мать. — И повернулся ко мне — Счастливой вам дороги. Плывите спокойно.
— Плывите спокойно, — тотчас с обычней для него усмешкой в голосе подхватил тезка. — Не волнуйтесь в дороге. Наше дело правое. Хоть мы и на левом берегу.
В СТОЛИЦЕ ПРИАМУРЬЯ
Так мы плыли день и ночь, ночь и день. Иногда — в туман или при сложной речной обстановке — стояли на якоре, развернувшись против течения. Мелькали на берегах большие и малые русские села, пристани, базы лесозаготовителей. А однажды на рассвете, выйдя на палубу, я опешил от видения. Передо мной был огромный город с высокой каменной набережной, с многоэтажными домами, с длинными шеренгами портальных кранов.
— Благовещенск! — восхищенно сказал лоцман, как всегда ночевавший в рулевой рубке. — Наша столица!
Я не удивился. На востоке немало городов, которые местные жители именуют столь высоким титулом. Благовещенск — столица Приамурья, Владивосток — столица Приморья, Хабаровск — столица всего Дальнего Востока. А в перспективе намечается еще «стольный город» — столица БАМа Комсомольск-на-А муре.
Я смотрел на Благовещенск и вспоминал одно из первых его описаний, вычитанное из книжки, опубликованной сто лет назад:
«Немного надо умения и красок, чтобы описать внешний вид нового амурского города Благовещенска. Достаточно, если читатель представит себе длинный ряд новых домов (числом 16), вытянутых в прямую линию по прибрежной равнине реки Амура на двухверстном пространстве… Пустыри, залегшие кругом строений, отсутствие малейшего ничтожного деревца, долгая и беспросветная степь справа, слева и позади строений…»
Даже не верилось, что это о Благовещенске. Где автор разглядел «беспросветную степь»? Не было никакой степи. Был красивый город, утопавший в зелени так, что, казалось, он и вырос прямо среди немереных дальневосточных лесов..
«Батуми» долго стоял на середине Амура, потом, оставив баржи на якорях, причалил к каким-то мосткам в затоне. И я, соскучившийся без города горожанин, помчался по улицам. Они ничем не отличались от улиц хорошо знакомых мне среднерусских городов — такие же исхоженные до выбоин тротуары в густой тени деревьев, такие же одно-двухэтажные дома, деревянные или наполовину краснокирпичные, обшитые старыми истрескавшимися досками, с узорчатыми калитками и резными наличниками. Ближе к центру тротуары становились поглаже, дома повыше и, наконец, взметнулись многоэтажные блочные башни.
Вышел я на площадь с памятником В. И. Ленину посередине. Здесь стояло длинное пятиэтажное здание с красным флагом на крыше — обком партии и облисполком. По другую сторону от памятника за дорожками неширокого сквера была набережная Амура. По набережной гуляли люди, мамы катали детишек в колясках; внизу, под широкой каменной лестницей, на отмели, играли ребятишки, лежали полураздетые любители солнечных ванн.
Вправо, если глядеть вверх по Амуру, набережной не видно было конца, слева она упиралась в какое-то большое здание оригинальной архитектуры, с куполами и балконами, нависшими над водой.
— О, это наш драмтеатр, — Сказала одна из мам, у которой я спросил о назначении здания. — Недавно построили. На тысячу мест.
— О! — воскликнул я вслед за ней.
Опа приняла мое восклицание за восхищение.
— Все приезжие, когда видят наш театр, не могут удержаться от превосходных эпитетов.
Но мои эмоции скорее были вызваны, пожалуй, удивлением. Я представил себе зрителей, выходящих во время антракта на балконы и преспокойно разглядывающих… заграницу. Ведь от этого берега до того, что называется, рукой подать. А на том берегу — китайский город Хейхе. Не такой, как Благовещенск, во много раз меньше, но все-таки город с рядами одно-двухэтажных домов, с фабричными трубами, с неизменными рядами плакатов, исписанных иероглифами.
На этой же площади я нашел небольшой памятник Ф. Н. Мухину — первому председателю Благовещенского горисполкома, расстрелянному белогвардейцами в 1919 году. Затем пошел по первой понравившейся мне улице, разглядывая дома. И вышел к другому памятнику, сооруженному в честь воинов-амурцев, павших в Великую Отечественную войну. Дорожка, огороженная рядами бетонных плит, врытых наклонно и напоминающих надолбы, вела к мемориальной стене. Я ходил вдоль этой стены, читал горестные надписи и думал о том, что нет города на великой Руси, где не было бы такого вот пути от памятника к памятнику. И самый протоптанный из них — от памятников гражданской войны к памятникам Отечественной.
А потом, что всегда случается с человеком, много бегающим по городу, я начал искать глазами вывески. Наконец, нашел нужную: «Ресторан «Амур»». Облюбовал уютный столик у окна, сел и стал ждать. Официантки сновали кругами, как водовороты на Амуре, исчезали надолго, выныривали из каких-то замаскированных простенков, что-то куда-то несли, но, увы, не мне. Оглядевшись, я увидел, что скучаю не один: за соседним столиком сидела женщина с маленьким сынишкой. Я задал ей один вопрос, другой, и мы разговорились. Женщина оказалась приезжей из города Свободного. Я принялся расспрашивать ее о городе, о людях. И в конце этой милой беседы записал в блокнот одну заинтересовавшую меня фразу: «Клуб трех сестер».
Поскольку рассказ мой по возможности хронологический, то я не буду сейчас говорить о том, как познакомился с членами «Клуба трех сестер». Это было после. А в тот раз, покинув ресторан, я отправился в горисполком, чтобы, так сказать, из первых рук получить информацию о городе и чтобы обеспечить себе спокойную гостиничную жизнь. (Как ни странно, а даже на такой окраине устроиться в гостиницу из-за обилия приезжих было не просто.)