Но я заметил, что в название это никто не вкладывает плохого смысла. Недаром здешние земли распаханы до гектара.
За большим районным селом Тамбовкой дорога свернула вправо и стрелой ушла к ровному горизонту, где во влажном мареве далей маячил другой райцентр — Константиновка. А нам надо было еще дальше, в село, основанное одновременно с Благовещенском, — Новопетровку.
Вскоре вдоль дороги потянулись живописные длинные озера. Одно из них Леонид Владимирович оглядел заинтересованно.
— Тут где-то лотос…
Лотос! Кто не наслышан о лотосе с его полуметровыми листьями и бело-розовыми цветами, похожими на чаши, наполненные медом?! У цветов пряный аромат. Но их не только нюхают, а кое-где и едят. Семена лотоса издревле у народов Востока считаются самым дорогим деликатесом. Лотос — лекарственное растение, но, как это часто бывает в растительном мире, в некоторых его частях содержится и яд.
Но пожалуй, самое удивительное то, что это «украшение тропиков», это типичное растение Индии, Японии, Шри Ланки, Филиппин как-то умудряется жить здесь, у границы вечной мерзлоты.
Впрочем, это, наверное, больше относится к особенностям не лотоса, а Приамурья. Грецкий орех, например, растет на Кавказе, о Крыму, Средиземноморье, а его родной брат — маньчжурский орех отлично чувствует себя в Приамурье. И хоть известно, почему но (потому что их общий предок — серый орех когда-то занимал всю Сибирь), все же трудно удержаться от удивления по поводу такого необычного родства. У амурского бархата родня — на острове Тайвань и полуострове Малакка, близ Сингапура. Родина шведского кизильника — Скандинавия, а канадского — Северная Америка. Здесь же они растут рядом. Брат местного тиса остроконечного проживает на склонах Кавказа и Карпат… Эти уникальные комплексы растительности, не известные в других местах планеты, — одно из удивительнейших явлений Приамурья и одна из его загадок.
Лотос! Мог ли я удержаться и не взглянуть на этот «символ солнца», как называют его в Египте, на этого «князя цветов», как величают его в Индии? Мог ли не пожелать погладить холодные восковые листья и, может быть, заложить в записную книжку хоть один розовый лепесток его чудесных цветов?
— Где же он, лотос?
— Тут был, — растерянно проговорил Леонид Владимирович.
И добавил, словно оправдываясь:
— Возле дороги же, люди едут — рвут. На Бородинском озере должен остаться.
— Может, покажете?
Но светило редкое в то лето солнце, и колхозному руководителю было не до лотоса. В селе Войково я сошел и отправился сам разыскивать озеро Бородинское. Возле сельмага остановил встречного мальчишку:
— Покажи, как пройти к озеру.
Мой новый знакомый — пятиклассник Ваня, уверенный и спокойный, деловито зашагал по полевой дороге, напутствуя меня с важностью заправского проводника:
— Не сюда. Во-он по той дороге надо, что на горку.
— Чем ты занят, Ваня? — поинтересовался я.
— Ничем, — серьезно ответил он.
— Что вообще любишь делать?
— В футбол играть.
— В школе учишься?
— Так это зимой.
— А кроме футбола что любишь?
— Не знаю.
— Может, рыбалку? — подсказал я.
— Ну!
— А книжки читать?
_ Ну. Про спорт. И еще про этих… про шпионов.
— А про лотос ты знаешь?
— Ну! Листья у него широкие и цветы во-от такие розовые. Дома в воде долго стоят.
— А знаешь, откуда взялся лотос?
И я начал рассказывать слышанную где-то сказку о том, как звезда по ночам купалась в лесном озере. Нравилось это ивам серебристым, камышам шумливым, мотылькам ночным. Но утром пропадала звезда. Как удержать ее в озере? И придумала старая береза: попросила мороз, когда звезда окунется, сковать льдом воду. Так и остался в плену небесный цветок. И расцвел прекрасным лотосом…
— А дальше? — заинтересованно спросил Ваня.
— А дальше — все. Лотос, брат, мало что красив, он еще и погоду предсказывает — перед дождем складывает лепестки…
Шли, болтали и не заметили, как оказались возле низкого берега. Ивняки висели над водой, камыши стояли частыми островами.
— Где же лотос?
— А вон там.
Под камышовой стеной противоположного берега темнела тоненькая полоска лежавших на воде листьев. Я шагнул в высокую траву и вспомнил почему-то странную молитву женьшеньщика: «Панцуй! Не уходи! Я пришел к тебе с чистым сердцем и душой, освободившейся от греха…»
Под ногами забулькала болотина, и воздух зазудел от комариных орд.
Нас хватило метров на двадцать из двухсот, отделявших камыши от тропы. Через минуту мы очутились на исходных позициях, кое-как отмахались от комаров, отдышались.
— Так не пройдете, — сказал Ваня, оглядывая мои мокрые ботинки.
— Разуваться, что ли?
— Раздеваться надо. Там воды по пояс.
Я ушел, не в силах вынести даже мысли о путешествии нагишом через это комариное болото. Единственным утешением было сознание, что и другим, тем, кто попытается добраться до лотоса, будет не легче, и, стало быть, есть надежда, что хоть тут, в стороне от дороги, под защитой несчетных полчищ комаров и малопроходимых болот сохранится приамурский экзотический цветок…
Вечером я добрался до Новопетровки, разыскал Леонида Владимировича. Тот, видно, уже ждал меня, потому что сразу позвонил, вызвал «газик», и мы поехали осматривать обширные владения «Родины». Попылили на взгорьях, поднимая со стерни стаи сердитых галок, побуксовали в мягком Черноземе низин. И выехали к Амуру.
Амур полыхал закатным заревом, словно это и не река была новее, а чаша, налитая до краев раскаленной магмой. К воде спадал двухметровый глинистый обрыв, и почти к самой его кромке подступали ровненькие рядки сои.
Соя! На ней, говорят, держится сельскохозяйственное могущество Соединенных Штатов Америки, получающих чуть ли не две трети мирового валового сбора этого замечательного продукта. Соя и в самом деле заслуживает такого внимания. Недаром смелые на слово литераторы из тех, кто знает сельское хозяйство, называют ее зеленой коровой. Белка в зернах сои — до сорока пяти о рецептов, очень ценного, близкого по аминокислотному составу к животному белку. Потому-то из сои и получается отличное молоко, творог, масло. Соевая мука улучшает качество хлеба, идет на приготовление макаронных и кондитерских изделий, колбас, паштетов, незаменима при изготовлении пищевых концентратов. Ценное сырье она и в промышленности. Искусственное волокно, пластмассы, лаки, краски, клей, мыло и многое, многое другое — для всего годится соя. При ее переработке не бывает даже отходов, потому что отходы сои — ценный корм для скота.
Увы, Советский Союз находится в иных, более суровых климатических условиях, нежели Америка, и мест, где можно выращивать сою, у нас совсем немного. И одно из самых подходящих — черноземный клин Зейско-Буреинской равнины. Потому-то в здешних хозяйствах сое — главное внимание. В колхозе «Родина» под этой культурой без малого три тысячи гектаров — почти половина всех пахотных земель.
— Соя у нас главная, — говорил Леонид Владимирович, ласково поглаживая плотные ворсистые листочки. — Выгодная она, в два раза выгоднее пшеницы.
— Чего же вы всю землю не отдадите под сою?
— Сою по сое не посеешь. — Он вздохнул, задумался о каких-то своих заботах. — Трудная она культура, намаешься с нею.
— Машин, что ли, не хватает?
— Машин. — Словно обрадовавшись, он начал говорить торжественно, как на собрании — Только тракторов, автомашин да комбайнов у нас больше ста единиц…
Мне всегда была непонятна так называемая «поэзия цифр». И сейчас я никак не отреагировал, не зная, восторгаться обилием техники или, наоборот, сокрушаться о ее недостатке.
— …На каждых троих работников приходится по машине. Бели не считать всяких мелких механизмов…
Это уже было яснее. Хотя опять-таки неизвестно, что выгоднее: чтобы было по машине на пятерых или на каждого одного?
— Богато живете, — на всякий случай неопределенно сказал я, решив, что от лишних восторгов еще никто не захворал.