В середине 1937 года, на самом гребне репрессий, журнал "Большевик" писал: "Вскрытые факты диверсионной и вредительской деятельности троцкистских предателей являлись лишь началом осуществления чудовищного плана подрыва обороноспособности Советского Союза. Это была лишь проба сил, репетиция. Именно в тот период, когда социалистическая родина советского народа должна была бы напрячь все свои силы для отражения натиска врага,- именно в этот период предатели и изменники из лагеря троцкистов по команде германской и японской контрразведки предполагали организовать массовые диверсии на наших оборонных заводах, крушения поездов, пробки на железнодорожных узлах, перебои в снабжении хлебом городов, отравление рабочих и т. д. Показаниями разоблаченных врагов народа - троцкистов - установлено, что нападение германских и японских агрессоров намечалось не в отдаленном будущем, а в 1937 году"{7}.
Показания врагов оказались впоследствии фальшивками. Но прямая связь между тактикой, стратегией и идеологическим обеспечением террора, с одной стороны, и видением будущей войны - с другой, достаточно очевидна. Кажется, в головах "вождей" знаменитая формула Клаузевица "война - продолжение политики... другими средствами" была поставлена задом наперед: "политика - продолжение войны другими средствами". А на войне как на войне. Не надо удивляться, что развитие промышленности, науки, сельского хозяйства сопровождается стрельбой и человеческими жертвами. Что касается подготовки к настоящей войне, то тут без потерь в живой силе и подавно не обойтись.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
{1}Архитектурная газета. 1937. 23 апреля.
{2}Красная звезда. 1938. 10 ноября.
{3}Там же.
{4}См.: Известия. 1939. 6 апреля.
{5}Там же.
{6}Большевик. 1929. No 2. С. 61-62.
{7}Большевик. 1937. No 5. С. 53.
Материя первична
При изучении документов и свидетельств иногда вдруг начинает казаться, что Сталин вообще не интересовался подготовкой страны к войне. Маршал Жуков, как известно, за все предвоенные месяцы, что он успел поработать начальником Генштаба, так ни разу и не получил возможности сделать обстоятельный доклад Сталину о состоянии обороны страны. Нарком ВМФ Кузнецов, по его словам, не мог добиться приема у Сталина месяцами. Находившихся в таком положении руководителей в шутку называли "беспартийными". В отличие от большинства своих "соратников", вождь никогда не бывал на маневрах, что не мешало, впрочем, художникам-соцреалистам писать картины "Товарищ Сталин на маневрах в Белорусском военном округе" и т. п.
Впечатление, будто Сталин мало уделял внимания обороне, безусловно, обманчиво. Приведем такую сцену. Директор Ижевского оборонного завода В. Н. Новиков приехал в Москву, к своему наркому Ванникову, чтобы обсудить проблемы, возникшие с одним из пулеметов.
Новиков пишет: "Ванников при мне соединился со Сталиным и попросил срочно его принять. Сталин встретился с Борисом Львовичем в тот же день"{1}. Значит, нарком вооружений запросто звонит в Кремль и добивается приема в тот же день, а нарком Военно-Морского Флота не имеет такого веса и значения и вынужден ждать аудиенции неделю за неделей. Вот свидетельство самого Ванникова о Сталине: "Авиационной промышленностью он занимался повседневно. Руководивший тогда этой отраслью А. И. Шахурин бывал у него чаще всех других наркомов, можно сказать, почти каждый день. Сталин изучал ежедневные сводки выпуска самолетов и авиационных двигателей, требуя объяснений и принятия мер в каждом случае отклонения от графика" {2}. Итак, еще один "привилегированный" нарком, и снова - руководитель промышленности. Не тратя лишнего времени на армию как таковую, Сталин щедро уделял его оружейникам. При разработке авиационного пулемета "Шкас", например, Сталин взял на себя непосредственный контроль соответствующих работ конструкторского бюро и заводов. Он вызывал представителей промышленности и авиации, лично разрешал возникавшие между ними разногласия {3}. Значительная (а может быть, и наибольшая) доля всех мемуарных свидетельств о Сталине - это рассказы о его участии и выступлениях на совещаниях, посвященных оснащению армии материальной частью. Возникает ощущение, что он бессознательно (и некорректно) переносил марксистский постулат "материя первична, сознание вторично" на подготовку страны к войне. Первичность материи проявлялась в данном случае в сравнительной маловажности (на взгляд Сталина) обучения войск и выращивания грамотных и опытных командных кадров, разработки уставов и планов, теоретической работы и дискуссий. "Что нужно, чтобы действительно победить?" - спрашивал Сталин в одной из речей и отвечал: "Для этого нужны три вещи: первое, что нам нужно,- вооружение, второе - вооружение, третье - еще и еще раз вооружение"{4}. Он распределял свое внимание и время в строгом соответствии с этой установкой.
Между тем с не меньшими основаниями можно утверждать: чтобы победить, нужно учиться, учиться и учиться. Или вести, вести и вести дипломатические переговоры, искать союзников. Конечно, роль вооружений в войне переоценить невозможно. Но при нерациональной концентрации власти в одних руках, сложившейся у нас в 30-е годы, увлеченность лично Сталина делами оружейников предопределяла неминуемый застой и запустение в других важных для обороны областях работы.
Обучение войск. Служивший перед войной на западной границе Л. М. Сандалов так описывает положение в сухопутных силах: "До осени 1940 года в тактической подготовке войск... преобладали условности. Наступление стрелковых подразделений и частей обычно условно поддерживалось батальонной, редко полковой артиллерией, обозначенной одним орудием, а иногда и указками. Дивизионные артиллерийские полки... в совместных действиях со стрелковыми войсками не тренировались. Танков в стрелковых дивизиях не было. На тактических занятиях иногда танковые группы поддержки пехоты обозначались тракторами или броневиками... Минных полей не ставили, траншей и ходов сообщения не создавали, а производили или обозначали отрывку так называемых ячейковых окопов, которые в последующем во время войны применения не нашли... Командный состав и штабы всех степеней... не умели управлять войсками при помощи радио и не любили этот вид связи... На учениях главное внимание обращалось на правильность принятого решения, его формулировку и оформление. Управление войсками на основе принятого решения отрабатывалось слабо..."{5}. В боевых действиях 1936-1940 годов в Испании, на Дальнем Востоке, в Китае, в Финляндии и других местах огромные пробелы в обучении Красной Армии обнаруживались постоянно, но адекватных мер для их устранения, как правило, не следовало: предпринять что-либо серьезное без ведома Сталина было нельзя, а доложить ему о крупных упущениях - опасно; да и сам он не проявлял особого интереса к вопросам обучения войск. Вот пример последствий такого невнимания: летом 1938 года, при нападении японских войск на советскую территорию (высота Заозерная) у озера Хасан выявилось вопиющее неумение наших войск владеть гранатой. Свидетельствует С. Горбатовский: "Привезли патроны боевые, гранаты и рубашки к ним. Но никто не знал, как обращаться с гранатами, даже офицерский состав полка. После боев на Хасане было подобрано очень много гранат. Они не взорвались. Либо во время броска не открывали чеку, либо не ставили гранату на "синий огонь". Я спросил одного комбата, почему не только солдаты, но и офицеры не все знали, как зарядить гранату. Вот его ответ: "С целью экономии нас учили на деревянных болванках"{6}.
Как видим, и тут "материя первична". Главный же вывод из истории с гранатами сделали... поэтический. Поэт Виктор Гусев написал песню о гранате:
...Расскажу я вам, ребята,
Про хасанские края.
Как сражалась там граната,
Птичка быстрая моя.
Как японцы отступали,
В страхе прятались в кусты,
Их гранаты провожали
С Заозерной высоты.
Мы оружием владеем,
Нам отчизна дорога.