В тот год заявление такого характера в таком журнале уже никак не могло появиться, минуя Сталина. Следовательно, мы имеем право без натяжек заключить, что будущую победоносную войну против капиталистического мира вождь считал ГЛАВНЫМ своим делом, и итогом такой войны должна была стать "мировая коммуна", "мировая диктатура пролетариата" (привычные понятия для пропаганды 20-30-х годов). И будто нарочно, дабы никто не сомневался, что это именно его мысли, Сталин обратился к теме будущей войны в своем знаменитом "Кратком курсе истории ВКП(б)", вышедшем в том же 1938 году. В характерном для него тяжеловесном и неуклюжем стиле, без конца повторяясь и путаясь в словах, он настойчиво внушает всем и каждому: "Меньше, чем на мировое господство, я не согласен". Вот его слова:
"Чтобы уничтожить опасность иностранной капиталистической интервенции, нужно уничтожить капиталистическое окружение". На этой фразе можно было бы и остановиться, но этот автор, как всегда, разжевывает до последней крошки: "Конечно, советский народ и его Красная Армия при правильной политике Советской власти сумеют дать надлежащий отпор новой иностранной капиталистической интервенции так же, как они дали отпор первой капиталистической интервенции в 1918- 1920 годах. Но это еще не значит, что этим будет уничтожена опасность новых капиталистических интервенций. Поражение первой интервенции не уничтожило опасность новой интервенции, так как источник опасности интервенции - капиталистическое окружение - продолжает существовать. Не уничтожит опасности интервенции и поражение новой интервенции, если капиталистическое окружение будет все еще существовать" {2}.
То есть ни о каком мирном сосуществовании с остальными государствами не может быть и речи до тех пор, пока они не будут переделаны по нашему образу и подобию. Это в общем-то ни для кого не было секретом. Например, в 1937 году во ВГИКе на совещании кинематографистов, посвященном фильму С. Эйзенштейна "Бежин луг", Д. С. Марьян говорил: "После мировой гражданской войны, после того, как кончится пролетарская революция во всем мире, после того, как власть придет к нам (очевидно, во всем мире.-П. X.), после установления бесклассового общества, когда начнется последний, окончательный бой человека с природой и человек будет одерживать победу за победой - мы будем воспевать только одно человека" {3}. Таковы были самые обычные, широко распространенные представления. Они внушались и пропагандировались официально. Прогрессивная мысль о мировом господстве не являлась изобретением лично Сталина. Не только в 30-е, но и на всем протяжении 20-х годов вся партия была уверена, что текущий мирный период - лишь передышка, за которой последует всемирное сражение за уничтожение капитализма. Тут не было ни разногласий, ни дискуссий с оппозициями и уклонами. Разберем для примера очень важную и интересную статью одного из главных политических соперников Сталина - Г. Зиновьева, опубликованную журналом "Большевик" в 1929 году {4}. Автор к тому же моменту уже потерял всякую власть в партии и государстве, но его статус старого партийца и теоретика пока не оспаривался, и статья носила программный характер. По привычке делать выводы не из жизни, а из цитат "классиков" Зиновьев начинает со слов Ленина, оказавшихся последним, предсмертным указанием Владимира Ильича по вопросам внешней политики: "Обеспечить наше существование до следующего военного столкновения между контрреволюционным империалистическим Западом и революционным и националистическим Востоком, между цивилизованнейшими государствами мира и государствами по-восточному отсталыми, которые, однако, составляют большинство" {5}. В 20-е годы эта цитата приводилась весьма часто, и лишь со временем, когда вся сила ленинского предвидения стала очевидной, про нее постарались забыть. Но и в словах Ленина нет хотя бы оттенка, который бы позволил заподозрить намерение предотвратить войну. Речь идет лишь о выжидании этой войны и, очевидно, о подготовке к ней. И Зиновьев в 1929 году понимает международную обстановку все так же; время, проведенное у власти, не продиктовало ему новых идей и оценок: "Мы обязаны готовиться к худшему для нас варианту. Ленин считал, что на очереди второй тур войн именно против нас, против Советской власти... Нам надо каждую минуту "передышки" использовать для лучшей подготовки нашего социалистического отечества на случай войны" {6}
В контексте этих установок так называемая "борьба за мир" оборачивается чистейшей воды пропагандой - она не может определить политический курс, ибо война неизбежна и, более того, нужна для уничтожения капиталистического окружения, каковое уничтожение - не больше, не меньше как наша "основная функция", основная цель на данном историческом этапе. "Борьба за мир" призвана лишь внушать массам мысль о нашем миролюбии. В точности так и представляет ее себе Зиновьев. "Наша политика есть политика мира... Мы должны вести себя так, чтобы эту истину поняли рабочие, крестьяне, все трудящиеся не только СССР, но и всего мира; так, чтобы в этом не могло быть сомнения ни у одного честного труженика; так, чтобы это было аксиомой, непреложной истиной для всего международного пролетариата"{7} Автору не приходит в голову, что мы должны вести себя так, чтобы войны не было; или там - "сделать все от нас зависящее", чтобы ее не было... Нет, мы только дадим понять народам, что мы за мир, а на самом деле в глубине души мы реалисты, знаем, что предстоит решающая схватка на уничтожение и готовимся к ней.
Такое видение мира было стереотипным для всей партии. Не будем далеко ходить: в том же номере "Большевика", что и статья Зиновьева, были опубликованы следующие рассуждения И. Мингулина: "Банковско-монополистическая плутократия... все усиленней развивает и развязывает все чудовищные фурии всемирной (курсив мой.- П. X.) и небывалой бойни. Никакие пацифистские разговоры и планы не способны затушевать этот основной факт. Бешеная подготовка этой бойни стала уже ясной и конкретно и практически решенной задачей для ее основных империалистических партнеров, а безответственность и мишурный характер пацифистской болтовни настолько очевидной и всеми этими партнерами молчаливо принятой формой прикрытия военно-политической подготовки и ее орудием, что мы в последнее время являемся свидетелями лихорадочной конкуренции и в изобретении всяческих "самых лучших" пацифистских планов" {8}. Эмоциональный, исполненный ненависти стиль, возложение всей (до последнего грамма) ответственности за будущие трагедии исключительно на других, недопущение даже мысли о возможной собственной вине или неправоте - все это, однако, лишь подтверждает факт: человеку с таким мышлением никакие пацифистские (то есть мирные) планы и замыслы вообще не нужны. Он их отбрасывает заведомо с порога.
Советские военные деятели также сделали много ответственных и совершенно недвусмысленных заявлений в этом духе. Еще в 1925 году М. В. Фрунзе говорил о Советском Союзе: "Мы имеем перед собой государство, которое находится в глубочайшем, совершенно непримиримом противоречии с остальным окружающим нас капиталистическим миром... В будущих военных столкновениях нам придется иметь против себя объединенную силу всего империалистического лагеря... На нас, на военных работниках, лежит задача подготовки именно к такому военному столкновению... Ограниченных целей войны уже ставиться не будет. Дело будет идти не о том, чтобы оттянуть у противника ту или другую территорию, тот или другой кусок земли... Война будет идти не на живот, а на смерть столкнувшихся между собой сторон"{9}.
А вот слова Буденного: "Будущие неизбежные войны явятся последними схватками труда с издыхающим в судорогах капиталом" {10}. Нет расхождений с таким мнением и у Ворошилова. Он говорит: "Сосуществование двух миров, двух друг другу противоположных политико-экономических систем до бесконечности продолжаться не может, и угроза войны будет постоянно висеть над нами"{11}
Единодушная вера в неизбежность тотальной мировой войны между "нами" и "остальными", совпадение в оценках целей и характера будущего кровопролития, почти не скрываемое презрение ко всему, что кажется "пацифизмом",- настроение по-своему естественное. Такой образ войны был одной из несущих конструкций официальной идеологии еще в гражданскую.