Между прочим, и «Рурская» операция 11 – 22 марта 1945 года американских Военно—Воздушных сил, проведенная по команде Дуайта Эйзенхауэра для сокрушения противника, сыграла ещё и роль отрезвляющего душа для разгорячённых «берлинской викторией» голов советских военачальников во главе с их генералиссимусом. Эти стратеги взаправду убедили и себя и свой народ, что именно они, а не союзники, победили Гитлера. Победили, уложив для того, — в не нужной и совершенно бессмысленной баталии за УЖЕ поверженную германскую столицу, превращенную в руины, окруженную и беспомощную, — 372 тысячи всё тех же несчастных российских солдат и офицеров. И в наступательном раже вознамерились было неожиданной для союзников: «молниеносной атакой осуществить освобождение всех народов всей Европы»!
Не слабо!
Только «молниеносный» же демарш Василевского и Рокоссовского пресёк эту так долго и тщательно вынашиваемую химеру, за которую, однажды, — а именно 22 июня 1941 года, — всех их — нещадно и позорно — выпорол Гитлер.
Рокоссовский и Василевский оказались не менее догадливыми, чем Император Японии…
… Вот в такие вот «исторические дебри» завело меня лицезрение беззащитных домиков старого токийского района Сугинами у станции метро Синкоенджи близ одной из Центральных мэрий города — Синджуки…
… Дом Макико–тян и Юри оказался типичным и традиционным. Дядя Макико Джотару Конеко сказал:
— Они счастливые! Их дом почти в самом центре города, в нескольких минутах пешего хода от метро, и еще в десяти езды до Сунджуки!…
Дом небольшой, деревянный. Его стены, окна и двери раздвижные. Под массивными коврами во всех помещениях лежат татами — плотные толстые циновки из рисовой соломы, предохраняющие от «излишней» влажности, которая в период дождей поднимается до девяноста с лишком процентов!
На первом этаже дома холл, большая ванная комната, где кроме всего прочего есть прямоугольный высокий «бассейн». И в нём, после купания в обыкновенной ванне, семья «балдеет» в… кипятке. Как я — в «Сакура»!
Второй этаж. Здесь расположены две большие комнаты и маленький балкон. Если необходимо, холл внизу перегораживается и превращается в две комнаты. Площадь их можно увеличить, раздвинув стены коридора.
Дом забит всевозможной бытовой и видео–аудио техникой. Маленькому Такааки разрешается «пользоваться» ею как ему вздумается. Очень важное место в японском доме занимает кухня. Я испытал это на себе…
Прибежав из студии, Макико за двадцать минут наготовила Бог знает сколько блюд. Ей помогала мама Хироко. Конечно, на столе появилась жаровня с непременным скияки. Ну и… ставшая моим любимым блюдом китайская лапша с креветочным, грибным, мясным, — и с чем–то ещё, совершенно потрясным по аромату и вкусу, — супом… Ел бы, ел бы…
Ещё я увидел: и у Макико с Юри, как и у всех, в чьих домах мне пришлось быть, в шкафчиках накапливались увеличивающиеся со дня на день вороха газет и журналов с моими интервью и изображениями. В первые дни это обилие макулатуры не раздражало. Наоборот, вызывало прежде незнакомое чувство этакой приподнятости. Однако печатная продукция напирала. И я пожаловался Макико…
— Так ведь такого на моей памяти ещё не было, — явления к нам в Японию человека, которого бы так любил, которым бы искренне, а не из–за моды или рекламы, так восхищался весь народ! — запротестовала она. — Уж это–то вы, Бэна–сан, должны понять!
Понимал. Но… привыкнуть так и не сумел.
Вскоре мы с Ясуо Найто и Хаджиме Озака, «местоблюстителем» «Киодо ньюс сервис», побывали в гостях у Наоми Родриг, представительницы «Идиот ахронот» в Японии. Мы отпустили машину и прошлись пешком по удивительно уютному району Токио Йотсуя, где среди зелени великолепных парков вкраплениями каменных драгоценностей виднелись церкви множества конфессий. Мимо нас мчались велосипедисты — сотни, быть может, тысячи…
Уютнейшая европейская квартира на третьем этаже. Тяжелая итальянская мебель. По стенам — Монэ, Дега, Кандинский… Ещё кто–то. Акварели Ясеневой /?!/, — «штучки», вообще–то, редчайшие даже в России. Вазочки. Вазы… Орешки с вином. Водичка с газом. Чай — очень умело заваренный. Сама хозяйка «вся из себя». Пустой разговор. С попыткой, однако, уяснить: кто же таки я такой? Объяснил — кто. Понял — не поверила: кем–то прочно накачана. Очень мило попрощалась. Проводила, вызвав нашу машину с атлетами, которые и… скучали и у дверей её: квартиры, и внизу в подземном гараже.