Сама я, вырастая, никогда никаких дневников не вела. И, ещё не знакомая с Давидом Самойловичем Самойловым — настоящая фамилия его Кауфман — с будущим нашим другом, — знала, что «В двадцатом веке дневники /не пишутся, и ни строки/ потомкам не оставят. /Наш век ни спор, ни разговор /ни заговор, ни оговор/ записывать не станет…»/
Уж и не знаю, что случилось бы с оставшимися после 1881 года; в России Адлербергами. Множество полегло их в Гражданской войне. Не меньше — на Первой мировой, — 36 покойников было в поминальном списке, отданном дядей бабушки клиру храма Богоявления, что в Елохове в Москве, к осени 1916, когда податель его граф Николай Николаевич вернулся в Россию отмучась в лагерях для интернированных. Впереди был 1917–й. Полномочному послу — «Министру» при Баварском дворе, — ему было предложено войти в состав коллегии комиссариата иностранных дел РСФСР. Он отказался. Чичерин посоветовал ему «исчезнуть».
Николай Николаевич исчез в житомирщину, на фольварк своего бывшего вестового, немецкого колониста из екатерининских меннонитов. С собой взял он, «что осталось», — племянницу /бабушку мою/ и её десятилетнюю дочь — мою маму.
Я же сказал тогда: что с живыми случится — до Фени мне. Перед мёртвыми стыдно!
…7 декабря 1941 года в Смышляевке под Самарой расстреляны 34 моих соседа по камере Центрального изолятора БЕЗЫМЯНЛАГа. 34 еврея, о которых знаю только, что они были евреями и своего еврейства не предали.
Вот их имена: Фридман Наум Моисеевич, кузнец из Рославля;
Шкляш… из Хжанува;
Фербер… из Бенжзина;
Гиббман Макс Моисеевич;
Зинке Эзра Израилевич;
Глински Генрих Исроэл;
Зеликман Павел Исаакович, рав из Иркутска;
Быков Григорий Наумович;
Беленький Иосиф;
Вилькин Макс Иосифович;
Пориц;
Умнов;
Сохер /Израиль?/;
Заславский;
Дворкин Леонид Григорьевич, рав из Хиславичей;
Шляпинтох Яков Шлоймович;
Белкин Игорь Соломонович;
Хавкин Израиль Эльевич;
Межеричер Эрнст Григорьевич;
Бахрах Яков Исаакович;
Бершадский Илья Ильич;
Гнедин Илья Абрамович;
Вайнштейн;
Шахтман /Шехтман/ Исаак;
Агурский Миша /Григорьевич?/;
Цалюк Моисей Львович;
Соломон Гирш Самуилович;
Слуцкер Абрам Эммануилович;
Гликман Хаим Залманович;
Ривкин Самуил, рав из Шахт;
Быков Константин Моисеевич;
Цукерман /Карл?/;
Краснер Игорь;
Речицивер.
34 еврея из 22–й камеры, 34 еврея из одного только изолятора, которых в БЕЗЫМЯНЛАГе было все 32, и о которых я и сообщил Соломону Михоэлсу весной 1944 года. 34 еврея из более миллиона /вчитайтесь в само письмо!/, согнанных отступлением Красной армии с территорий Восточной Европы, оккупированных ею в 1939–1941 гг. И расстрелянных в БЕЗЫМЯНЛАГе.
Где было мне, тогда «зафитилённому» зэку с «Бунге» на Новосибирских островах, знать, что библейской значимости — почти по Иисусу Навину — массовые казни евреев в нашей стране валились на Гитлера, превращая его из хулиганствующего погромщика–юдофоба в мировой значимости фигуру первой звёздной величины! Наши интересанты–прагматики, отлично зная что творят, масштабностью нацистских акций против евреев начали прикрывать воистину чудовищные преступления большевистско–комиссарского и сталинского режимов против народов России. И, надо должное им отдать, преуспели на час. На какое–то время увели в тень кремлёвского «мужикоборца» и его предтеч, истребивших треть населения только скогтённой ими страны.
И увенчав лаврами Главного Жидобоя Европы /своего «оппонента»/ и, конечно, сняв пенку с этого варева, все те же наши интересанты возвели таки Гитлера на пьедестал ПЕРВОГО ЧЕЛОВЕКА XX столетия!
А совесть? Пусть не совесть — этика! Где они? Но уже сказано было, — пусть не классиками: «Какой может быть в этот момент Козлевич?»
Все это понял я значительно позднее. Если точно, — через 47 лет. В святом, естественно, городе Иерусалиме, добравшись наконец до самой–самой Главной Синагоги планеты, расположенной на столичной улице Кинг Джордж. Понял, естественно, в смысле окончательно, когда на понимании моём была подвешена государственная печать, исполнена подпись и даже кляксою удостоверены все перечисленные реквизиты этой козлевичеаны…