По поводу этого мне часто приходится вспоминать В.В. Казина.
В 1981 году его не стало.
«Прийти с улыбкой мудреца»
Федор Сухов, наш знаменитый земляк, широко признанный поэт со своим особым, необычным видением мира, сложен и многогранен. Меня всегда подкупает его тонкий лиризм, философская глубина стихов, их неповторимая поэтичность. Его мироощущение неразрывно связано с дорогой ему родной природой.
Я первый раз увидел Федора Григорьевича году в 78-м. В 1979 еще была встреча. А весной 1988 года я приехал к нему в Красный Оселок, село Лысковского района, воспетое им.
Вошел к нему в избу, а он сам еще только разувается. «Бродил по лугам и оврагам», — пояснил он.
А луга у Красного Оселка большие и овраги крутые и высокие.
По виду, хозяин был отягчен какой-то заботой. У нас и разговор-то начался не со стихов, а с «прозы жизни», что меня несколько удивило.
«Ты видел, — спросил он меня, — когда шел сюда: по склонам горы кое-где попадаются старые яблоньки? Это у нас здесь был общественный яблоневый сад. Сколько было цвету по весне, а по осени — урожая! Раньше землю меряли лаптями, обрабатывали кое-чем, и лишней земли не было. Теперь трактора, комбайны, а земля во многих местах лебедой зарастает. А то еще. Смотрю, сейчас катит на своей личной машине от перелеска к перелеску, прямо по полю, приминая зеленя, горожанин, — Сухов махнул рукой. — Где там любовь к земле, к людям, к труду…»
Я рассматриваю избу Федора Григорьевича. Из сеней, как войдешь, направо — кухня, где готовят пищу на газовой плите, по левую сторону — комнатка-столовая, тут рядом со столом и стульями в стороне — кровать, по стенам на полочках много всяких книг. По другую сторону стола — круглая изразцовая печь старого образца. Есть еще комната побольше — передняя, или «Светлая», где комод, картины, по стенам — фотографии. Я спросил: «А почему у вас нет телевизора?» Федор Григорьевич ответил: «Ну его! Нам и радио достаточно».
По левую сторону от передней комнаты — рабочая комнатка самого хозяина, заваленная книжками и рукописями, там же — его кроватка. Но мы остановились и сидели в комнатке-столовой. Перекусывали с дороги и пили чай. Разговор оживлялся. Федор Григорьевич продолжал: «За последние 2–3 десятка лет люди забыли ремесла, возродился лодырь, тунеядец, потребитель, а вместе с этим и пьянство. А взять праздники. Люди разучились веселиться. Выпили и, как говорится, ни басен, ни песен. Научились судачить, из пустого в порожнее переливать».
Федор Григорьевич рассказывал, а я старался каждое слово не упустить, запомнить.
Родился он в 1922 году в этом же селе Красный Оселок. Только на горе. Стихи писать начал рано. Но коллективизация, окружающая его атмосфера того времени — раскулачивание, аресты, ссылки — угнетали, давили его первые детские чувства, оставляли неприятные впечатления. Он вспоминал: «Жители боялись не только милиционера, но даже проходящего с портфелем человека».
А через несколько лет — война. Девятнадцатилетним пареньком он командовал взводом противотанковых орудий. С 1942 года с боями прошел Воронеж, Курскую дугу, где получил ранение, всю Белоруссию, Польшу. Победу встретил в Германии. Стихи сопровождали его повсюду. Он ими жил, как верующий молитвами. А мне рассказывал: «Первое мое патриотическое стихотворение напечатали на войне во фронтовой газете “Красная Армия”, 14 апреля, но какого года, убей — не помню. Когда в окоп принесли эту газету и стали ее читать, меня политрук спросил: “Сухов, это ваши стихи?” Я был настолько взволнован, что постеснялся признаться. Пачку табака, которую давали каждому солдату на неделю, я искурил тогда всю за одну ночь».
Война оставила в сознании и сердце Федора Григорьевича неизгладимое впечатление. Спустя два десятка лет Сухов, уже окончивший Литературный институт им. М. Горького в Москве, едет по местам прошлых боев. Тогда такие посещения были еще редкостью и с подозрением воспринимались местными властями. А его тянуло туда, чтобы в дальнейшем подробнее написать о пережитом. В прологе к одному стихотворному сборнику Ф. Сухов пишет: «Проблема ночлега в ту пору для меня не существовала. Я знал, что могу переночевать на вокзале, на пристани». Нетрудно представить, что Федор Григорьевич и тогда не в парадной форме путешествовал по заросшим воронкам и окопам, коль его забрал участковый и увез в милицию для выяснения личности. Задержанный стал объяснять, что он писатель. А ему в ответ: «Писатели книги пишут, а вы здесь бродите». Потом выяснили. Извинились. Это было под Воронежем, в селе Подклетное.