Вы не уйдете от меня, дядя Казимир? Я буду кормить вас.
А зачем я тебе? — Войтковский с удивлением смотрел на малыша.
Мне будет скучно без вас. Вы хороший…
Я хороший?! — еще больше поразился Войтковский.
Хороший.
На девятый день Казимир вышел из склепа, взял малыша за руку и проговорил:
Идем, Казик.
Он привел его к скупщику краденых вещей Глобеку и сказал:
Слушай, старая крыса. Этот малец будет жить здесь. Если с ним случится беда, я сверну тебе голову, как цыпленку. Понял?
Глобек понял. Если пан Войтковский обещает свернуть голову, то он ее свернет… С малышом, конечно, не случится беды, за это Глобек отвечает.
…Долго Казимир не видел Казика. Он и себе не признался бы, что даже в тюрьме думал о мальчугане. Теплая струйка часто согревала бандита, ему казалось, что он чувствует маленькие теплые пальцы на своей руке. Кто он ему, этот Казик?
Сын? — переспросил Януш.
Сын! — ответил пан Войтковский и сам удивился слову, которое произнес.
Они сидели в углу комнатушки, и каждый из них думал только об одном: что делать дальше? Два часа назад Глобек принес неутешительную весть: немцы рыскают по всем домам, облавой охвачена вся Варшава. На соседней улице арестовали двух поляков, бежавших вместе с Броником. С минуты на минуту можно было ожидать, что гестаповцы нагрянут и сюда. Глобек осторожно предлагал:
— Сейчас уже темно, можно незаметно уйти.
Куда? Он, Глобек, не знает куда, но здесь опаснее всего. Если немцы обнаружат в его квартире пана Войтковского, Януша и русского летчика, они не пощадят никого. Повесят и Глобека и… Казика. А при чем Казик, сохрани его матка бозка?! Впрочем, Глобек знает, куда можно уйти: на кладбище, в какой-нибудь склеп… А потом…
Потом старая крыса продаст пана Войтковского, как продает тряпье! — глухо проговорил Казимир.
Пан Езус! — Глобек всплеснул руками. — Как можно об этом думать? В городе говорят, что за каждого убежавшего немцы обещают тысячу злотых. Разве Глобек не видел таких денег? Было время…
Цыц! — Казимир поднял руку, посмотрел на Андрея и Януша. — Что скажет русский летчик?
Мы с Янушем попытаемся уйти из Варшавы, — сказал Андрей. — В леса, к партизанам. Одному Казимиру будет легче скрыться от немцев.
Казимир плохо понял и спросил у Януша:
Что он говорит?
Януш повторил слова Андрея. Войтковский долго молчал, глядя на Казика. И тот, не отрываясь, смотрел на Войтковского. Казалось, они молча разговаривают друг с другом. Потом Казимир снова перевел взгляд на Андрея. Русский летчик и Януш сидели рядом. Первый — широкоплечий, высокий, с бледным от перенесенных страданий лицом; второй — худенький, маленький, подвижный. Они чем-то были похожи друг на друга. Чем? Казимир не мог уловить этого сходства. Может быть, у них было что-то одинаковое в глазах: воля, суровая решимость идти к одной цели, вера, что они придут к ней. Казимир чувствовал в себе огромную физическую силу, большую, чем у них у обоих, вместе взятых, но он понимал и другое: Януш и Андрей тоже обладали силой, непонятной Казимиру, но заставляющей его относиться к ним не так, как он относился к своим бывшим друзьям по ремеслу. Там он был главным. Там преклонялись перед его физической силой и умением вскрывать сейфы. Потому что сейфы — это большие деньги. А деньги в том мире, откуда пришел Казимир, были божком, которому молились. Русский летчик Андрей и польский разведчик Януш были другими людьми. Казимир почувствовал это еще в тюрьме. Он и сам не знал, почему, но его тянуло поближе к ним, словно их присутствие очищало его душу от налипшей на нее грязи, будто он слышал голос запоротого плетьми отца: «Иди с ними, Казимир!» Куда идти, зачем? Казимиру трудно было ответить на это. Всегда он шел только одной дорогой, опасной, но знакомой. Видел и хорошее, и плохое. Грабя, он думал: «Я мщу за отца!» Теперь он начинал сознавать: это не та месть, к которой взывал отец. Старик был бедняком, но всегда любил свою Польшу. Он говорил: «Польша — это родина. Когда-нибудь она станет другой». И вот Януш и русский летчик Андрей хотят, чтобы Польша осталась Польшей, а не превратилась в Германию. И чтобы она стала другой. Значит, с ними?
Когда вы уйдете? — спросил Казимир у Януша.
Сегодня ночью, — ответил Януш.
Казимир положил руку на голову маленького Казика и сказал тихо, но твердо:
Мы пойдем с вами.
Глава восьмая
Шарманка хрипела, кашляла, и, чтобы старинный вальс не был похож на похоронный марш, шарманщику приходилось подпевать своим таким же хриплым голосом. Прикрыв глаза, старик пел: