– Как вы думаете, в чём причина упадка некоторых людей? В чём причина их деградации?
– Ну, очевидно, в их слабости. Возможно, в негативных обстоятельствах: безденежье, домашнее насилие, пьющие родители…
– Да? А я думаю, что многие из них попались, наоборот, на удочку собственной силы и бунтарства. А некоторые, возможно, сознательно встали на путь саморазрушения, дабы не быть системными. Быть вне мира рабов и феодалов. Наслаждаются свободой и, так же как мы смотрим с отвращением на них, смотрят на нас.
Те же, что оказались и взрастали сильными, вероятно, пустили свою жизнь под откос в результате принципа «запретный плод сладок», либо чем сильнее возбраняется то или иное, тем больше хочется сильным и борзым это сделать. И получается, что ненавидим и презираем мы не полулюдей, сломленных давлением жизни, а зачастую философов и сильных мира сего, выбравших для самореализации своих амбиций и воззрений отречение и саморазрушение соответственно.
– Ну, я не знаю. Не знаю. Я не вижу в этих людях великие умы или brave-heart-овщину. Ха-ха.
– А вы общались хоть с одним бомжом?
– Да что-то не тянет.
– А видите ли вы в инвалидах-колясочниках, поражённых букетами болезней, Стивенов Хоккингов?
– Нет, но их и нет, он один.
– Он не один, знаем мы одного, и тут так же, только знаний меньше, чем об инвалидах. Инвалидам мы сострадаем и гордимся, а не гнушаемся общением с ними. А бомжи, алкаши и наркоманы – нереализованный в плане анализа пласт жизненного опыта и человеческой природы.
– Я начинаю сомневаться в вашем психологическом здоровье.
– А я глубоко убедился в вашей меднолобости.
– По-вашему, если мы скажем всем, что наркотики, алкоголь и курение не есть зло, то эти пороки исчезнут сами по себе? Вздор!
– Нет. Но я хочу сказать, что, если мы не будем относиться к этим вещам как к угрозе, то больше употребляющих не станет. Их станет меньше на ту часть, которая относится к brave-heart-овцам, как вы выразились, которым не нужно будет пробовать яблоко системной Евы.
Сколько детей начали курить по подъездам и подвалам, от того что им это запрещали? Сколько из-за этого дошли до наркотиков и смерти? И все эти дети, вероятнее всего, обладали выдающимися лидерскими качествами и могли стать великими. Но их победил их протест на наше нельзя.
– Теперь мне стал понятнее ваш speech. Как говорится – дошло. Но сомневаюсь, что трибуны когда-нибудь дойдут до этого. Ведь они выбраны людьми – массами, а те не думают, те живут по заветам отцов и выбирают себе подобных. Круговорот ошибок в обществе.
– Да вы тоже зафилософствовали?
– Давайте уже познакомимся. Я Севастьян Никитич.
– Меня зовут Винсент, очень приятно.
– Я, знаете, не силён в философских рассуждениях. Я приверженец точных наук. Всю жизнь я посвятил физике, математике, и мне проще было бы спорить с вами о научных загадках, а не о социологии, даже в такой бытовой форме.
– Вы знаете, мне как раз тут вспомнилась одна непонятная деталь. Я работал в газетном киоске и в связи с этим читал множество статей, в том числе научной направленности. Может, это не совсем ваш профиль, но объясните мне. Всегда, когда в статье пишут о каких-нибудь палеонтологических или геологических открытиях, упоминают возраст Земли ~4,6 млрд лет. А откуда он известен? Откуда такая точность?
Этот вопрос напомнила мне обложка его журнала с изображением Земли в разрезе, где, словно годовые кольца на дереве, были нарисованы земные слои.
– Ну, вы знаете, – протянул он, собираясь с мыслями, – я не специалист в этой области, но ответить вам постараюсь.
– Буду рад.
– Это число, ~4,6 млрд лет, появилось путем определения возраста древнейших каменных пород на Земле. И возраста древнейших найденных метеоритов, упавших на нашу планету.
– Но ведь получается, что возраст планеты тогда ограничен только степенью наших изысканий и возможностей.
– Да. Как и всё в науке. Нет ни начала, ни конца. Есть только постоянный поиск загадок. А их разгадывание плодит ещё больше тайн – Он говорил воодушевленно. Тема разговора явно ему нравилась. – И более того, наука, скажу я вам, совершенно не знает возраста Земли. Наша земная твердь как бы плавает на расплавленном материале мантии. И этот расплав растворяет литосферу снизу – так называемый анатексис. В это же время на некоторых участках дна Мирового океана рождается новая литосфера, этот процесс называется spreading, из выходящей на поверхность магмы, подталкивая старую литосферу под континент, где та тоже плавится, это – subduction. И становится совершенно очевидно, что наиболее древние участки земной коры уже расплавлены и нам не доступны. И что было до этих ~4,6 млрд лет, навсегда сокрыто.