Всегда, заходя в подъезд дома, я испытывал напряжение и старался поскорей зайти в квартиру. Мне очень не хотелось встречаться с соседями, любезно здороваться с этими незнакомыми людьми. Квартира была такой маленькой, что из прихожей просматривался дальний угол комнаты, и лишь кухня скрывалась за стенами ванной с туалетом. Дощатые крашеные полы скрипели, обои выцвели там, где на них падал дневной свет, в люстре горела лишь одна лампочка из возможных трёх. Но всё это меня устраивало, это была моя пещера, и скрип досок даже придавал какой-то уют и дополненность всему этому логову.
Каждый вечер я слушал матерные вопли соседей сверху, прерывающиеся грохочущей музыкой с такими же нечленораздельными воплями в качестве текста. Улыбаясь при встрече, демонстрируя своё прекрасное воспитание, по вечерам они выписывали такие замысловатые нецензурные обороты в истошных криках, что разгадать значение некоторых фраз для меня было невозможным. Через стены своей квартиры я слышал орущие телевизионные политические дебаты вперемешку с воплями рекламы, которые руководили соседским сознанием и так же сознаниями миллионов внемлющих. Каждый день эти напоказ воспитанные при встрече люди в своих квартирах на полную громкость врубали мешающие спать и есть, заполняющие собой сознание, навязчивые трели. Чтобы не дай бог не дать возможность родиться собственной мысли. До горечи смешно слышать из рупора телевещания о проблемах со свободой выбора в каком-нибудь отдалённом регионе и необходимости это пресечь, вперемешку с задорными криками рекламного ролика «купи или стань несчастным». Так и навевает стихи какого-то поэта:
Наконец заснул под очередные разборки соседей, кто кому изменяет и кому сколько денег на личные нужды из нищего семейного бюджета положено. Сон был мутный как плевок курильщика, наполненный неясными всхлипами, стонами, тревогой и жаждой из-за дешёвого пива.
День второй, 20 августа
Сквозь забрала опущенных век, в тонкую щель еле увидел орущий на меня будильник. Лёгкое головокружение и тошнота от вкуса во рту заставили всё-таки шатаясь идти на кухню. Мыльно-рыльные процедуры совместно с крепким чёрным кофе слепили из газообразного меня нечто человекоподобное, и я вышел в этот манящий запахами автомобильных выхлопов мир.
В похмельной голове по дороге в подземку были мысли о вчерашних соседских криках на ночь. Мужчина кричал на женщину, обвиняя её в измене. Приводил доводы в виде переписки мнимых любовников, задержек жены на работе, её новых дорогих духов. Женщина агрессивно всё опровергала, упрекая мужчину в недоверии, которое её оскорбляет. Не дослушать эту перебранку мне помог сон. Обычно всё заканчивалось слезами женщины и пасующим мужчиной, семейная жизнь продолжалась. То ли женщина была такой хитрой предательницей, то ли мужчина таким отходчивым, а может, это такая сериальная любовь с жаркими скандалами и бурей страсти.
Мои мутные мысли одинокого мужчины увели меня далеко от скандала соседей вместе с летящим вагоном поезда в дебри сути измен.
Архетипически измена с контрацепцией не может считаться изменой, потому что биологический материал любовников не смешивается, основная цель полового акта не может быть достигнута. И получается, что защищённый секс не измена вовсе, а удовольствие ради удовольствия. Как десерт на полный желудок, как аттракцион в парке. Бессмысленно, но приятно. Но это лишь с позиции биологической, без социальных аспектов.
Измена – безусловное предательство, если изменяющий обещал этого не делать. Дал клятву при венчании или при регистрации брака, или в бытовом диалоге. А если нет? То и измены быть не может. Ведь если один человек обвиняет другого в измене, которая не была оговорена ранее как недопустимое действие, то он, по сути, обвиняет партнера в том, что тот предал не свои идеалы, мысли, ожидания, а пострадавшего. Получается, что изменник повинен в том, что не предугадал мнение любимого человека, виноват в том, что он другой. Но мы ведь все разные.
Наверное, плюс ко всему, измена или нет – зависит от качества любви, её взаимности и её питания. Любовь, рождённая из страсти и живущая за счёт плотских утех, – изменой для неё будет спонтанный секс, жаркое соитие тел. Для любви, питающейся желанием создать семью и детей, изменой будут регулярные долговременные отношения на стороне, с иллюзией второй семьи. Любовь, рождённая из сродства душ, не потерпит шёпота сакральных разговоров и нежных поцелуев под звёздами. Невзаимная же любовь не жизнеспособна, и измен в ней быть не может, она неполноценна.