Тимур привык, что женщины любят комплименты, думают о браке, мечтают о всяком несбыточном и вообще, нежные, мягкие, хоть и глуповатые создания. Сентиментальность, поиск мужского плеча, котики-детишки… И хоть характеры женские часто не сахар, любую Тимур мог успокоить парой слов. Подход у него был выработан давно, до конца света, во время работы менеджером в салоне связи, и ещё ни разу не подводил. Даже старуха, толстуха или уродина тает от ласкового слова, а если ещё и не тыкать одним и тем же ключом во все замочные скважины, а к каждой подбирать более-менее подходящую отмычку, то вообще проблем с дамами не бывает.
С Петрович ничего такого не работало. Ни одна имеющаяся отмычка не подходила. От комплиментов девушка шарахалась и отвечала взглядом, полным подозрений. В романтизме замечена не была ни разу, кокетство в ней отсутствовало напрочь, да и глаза эти чёрные, если честно, не слишком настраивали на поиск подхода.
Видно, дело в отчиме. Весь Гомель знал о тяжёлом характере Олега, и почти все догадывались, как он «воспитывает» семью. Тимур Олега терпеть не мог, даже презирал слегка, на что у него были веские причины. А Лиза тому ещё и не родная. Неудивительно, что она выросла немного диковатой. Большинство в её возрасте по двое-трое детей уже имеют, а эта… да целовалось ли она хоть раз в своей жизни?
— Знаешь, Петрович, поговорку? У умных людей мысли сходятся.
— Первый раз слышу.
Тимур кивнул и уставился невидящим взглядом в окно. Он анализировал поведение Петрович эти последние дни и вообще, характер. Молчаливость, ответственность, серьёзность. Он вдруг подумал, что она, конечно, не умнее большинства мужчин, но некоторых экземпляров, как например, Димы Дурова, вполне. И сила эта двужильная…
Смерть Дурова нарушила планы Тимура. Он хотел «вырастить» из пацана верного сотрудника, которому можно доверить деликатные поручения. Что-то между курьером и искателем. Старшее поколение привыкло к вольнице — что нашли, то городу передали, а заказы на поиск конкретных вещей брать в основном отказываются. Также и посыльные — ходят из точки «А» в точку «В», исключительно через телепорты. А рисковать не хотят.
Но мир всё время меняется, запросы человеческого общества тоже. Функции курьерской службы давно пора расширить.
Одна беда — молодое поколение не слишком интересуется работой на город. По сути, из юных, а значит, любопытных и рисковых, в распоряжении Тимура сейчас имелись только Лиза Петрович и неожиданно ставший покойником Дуров. Выбор, мягко говоря, невелик.
«Надо с ней, как с толковым пацаном, а не девкой. Может, она и страшненькая такая, потому что умная. Попробовать, всё-таки, поработать? А там посмотрим».
— В общем, Аллах с ним, с искателем. У нас другой разговор.
Лиза ничего не сказала, лишь уставилась на него своими чёрными глазами.
«Во, опять. Прямо в душу».
Но на этот раз никакой тревоги и смущения Тимур не ощутил и окончательно уверился в правильности своих выводов.
— Значит, так. Поговорим как взрослые, лады? Мы тебя в штат взяли, но, если честно, я не рассчитывал на твою дальнейшую работу, ну, самостоятельно, без Грековых.
Выражение лица девушки не изменилось. И взгляд она не отвела. Словно статуя.
— Э-э-э, вот. Ты, когда поезд шла смотреть, я сказал, что поговорим. Так я это, как раз и хотел сообщить, что тебе надо искать другое, э-э-э, место в жизни.
Лиза моргнула. Тимура всё-таки проняло, он поёжился, вскочил, стал мерять шагами кабинет.
— Ты не подумай, малая, что я женоненавистник и всякое такое, нет! Но ты не заметила разве, что бабы не работают курьерами, а поисковиками — тем более?
— Ирина Грекова, — обронила девушка.
— Ну так она же не одна, а с напарником, мужем к тому же. Тяжести, опасно… Ты представь: баба мешок картошки занесёт в какое-нибудь поселение, а её там тюкнут по башке, по кругу попользуют, свиньям скормят, а мне скажут, что она где-то в пустошах потерялась, а? Я поэтому пытался тебе напарника подобрать…
— Что такое «по кругу»?
Тимур споткнулся на полуслове, сплюнул:
— У матери спросишь. Или у подружек, что поопытней.
Лиза наконец-то проявила человеческую эмоцию: смутилась, отвела глаза:
— Я, кажется, и без объяснений поняла.
— О чём это я? А, да. Из посыльных почти никто не согласился с тобой работать. Не потому, что ты там не такая какая-то, а потому что ты женщина. Кто-то не хочет лишнюю ответственность брать, кто-то не хочет истерики в дороге выслушивать.
— Я не истерю, — удивлённо вставила Лиза.
— Стереотипы, Петрович, они такие. И откуда ты знаешь, истеришь или нет? Это только со стороны видно. В общем, ещё ночью я хотел тебя уволить.
— Но вы сказали, почти.
Тимур Каримович снова сел за стол:
— Те, что согласились с тобой работать, и сами могут. Ну, тюк по башке и свиньям. Или в рабство. Работу я им доверить могу, а бабу — никак.
Лиза открыла рот, чтобы уточнить имена. Ей вдруг показалось, что людей, способных на такое, надо знать, чтобы обходить стороной. Но потом решила, что в данной беседе есть темы и поважнее, и рот закрыла.
— Но решил, понимаешь, не спешить. Есть поселения, люди, которым я доверяю. Вот с ними и поработаем потихоньку. Будешь письма носить, газетки. Исключительно через телепортатор. Грузы небольшие, туда, сюда…
— Одна?
— Ты отказываешься?
— Нет. Я с удовольствием буду работать одна.
— Вот и хорошо. А там зарекомендуешь себя, может, наши мужики и оттают. Найдём тебе в конце концов напарника. Или ещё девки подтянутся, на тебя глядя. Сформируем бабский сталкерский батальон.
Тимур рассмеялся собственной шутке.
— Или вы поймёте, что я прекрасно работаю в одиночку.
— Или так, — перестал смеяться Тимур и согласно кивнул. — В общем, жду тебя послезавтра, утром. Заказик имеется. А пока иди.
Лиза поднялась, пробормотала «спасибо большое», и ушла.
Тимур снова уставился в окно. На улице занималась метель. Его не то, чтобы терзали, но тревожили сомнения — правильно ли он поступил? Потом вспомнил про Олега Дмитриевича и успокоился. Такому козлу по носу щёлкнуть стоило. Вырвать, так сказать, из сферы влияния хоть кого-нибудь.
После конца света мировые религии пришли в упадок, хотя, казалось бы, должно быть наоборот. Но происходящее вокруг не вписывалось в священные книги любых верований. В приличных обществах подобное вслух не обсуждали, каждый с разрушением своих взглядов на жизнь справлялся сам, как умел. Традиции, ритуалы разных сторон света очень медленно, с неохотой, но всё-таки смешивались, переплавлялись в нечто новое, но процесс этот обещал затянуться на несколько поколений.
Сам Тимур в молодости не отличался особой религиозностью, он был светским человеком, хоть и считал себя мусульманином. Потом, во времена лилового тумана, был период яростного фанатизма, за которым пришло философское отношение к творящемуся вокруг. На многие вещи главный курьер стал смотреть сквозь пальцы, а кое-что из традиций вообще отринул, как бессмысленное. Но цинизм и неуважение к вере предков, причём любой, Тимура до сих пор коробили.
Олег Дмитриевич поначалу тоже позиционировал себя мусульманином, и при этом единственное, что он взял из этой религии — многожёнство. Тимур ни разу не видел, да и не слышал от кого-то о том, чтобы Олег совершал намаз, ел только правой рукой или поминал Аллаха. И не только Тимур, так что в конце концов к фермеру возникли вопросы. Тот раздувать конфликт не стал, а сообщил, что общественность ошиблась: он не мусульманин, а мормон.
В общем, отвратительный тип без каких-либо устойчивых ценностей, который готов объяснить собственную развращённость чем угодно. Хотя некоторые в Гомеле называли Олега благодетелем: он женился раз двадцать, и большинство невест были в далеко не юном возрасте, с детьми. Все они дружно трудились на ферме и вроде бы жили, как у бока за пазухой.
Наёмные работники, старики и мальчишки-сироты, которых пригрел Олег Дмитриевич, не особо распространялись о том, как там, на ферме. Да и как они могли это сделать? Два раза в месяц в Гомель приходил караван с продукцией — его сопровождали молчаливые охранники, сам Олег приезжал раз в неделю на заседание городского совета и не слишком болтал о личном, да вот угрюмая Лиза, от которой вряд ли лишнего слова дождёшься, зачастила в город в последнее время. Остальные сидели в десяти километрах от города и носа оттуда не показывали.