К матери девушка тоже испытывала сложные чувства, замешанные на брезгливости, жалости и безграничной любви.
На кухне, возле печки, было жарко. Лиза сняла шапку, почесала зудящий после отвода глаз лоб и расстегнула куртку.
— Замёрзла? — спросила Елена, худенькая кудрявая блондинка бальзаковского возраста, дежурная, то есть, любимая жена этого месяца. — Хочешь, чайник вскипячу? Мы недавно мяту с ромашкой заварили.
— Спасибо.
— Спасибо «да» или спасибо «нет»?
— Нет.
Елена потеряла к девушке интерес и вернулась к своему занятию: сбиванию масла в древней маслобойке.
Жёны становились «любимыми» в строгом соответствии с графиком. Каждая на три недели. На это время женщина вместе с детьми переезжала в дом Олега Дмитриевича и становилась в нём хозяйкой. Ну, или служанкой, это как посмотреть. Да ещё и супружеский долг отдавала. Исключение — поздние месяцы беременности и немного после родов.
Очередная новая жена жила в усадьбе отчима долго, пока мужчина не терял к ней интерес. Обычно хватало полугода.
Старые жёны очень любили новеньких. Шутка ли — полгода относительной свободы благодаря очередной счастливице. Или жертве: опять же, это с какой стороны посмотреть. Умирали женщины тоже регулярно — в родах, например, от травм или от болезней.
К сожалению, по-человечески отдохнуть и отогреться не удалось. Уже через пару минут после того, как Егор Павлович зашёл в кабинет, отчим стал орать, да так, что стены задрожали. Елена отреагировала на крик относительно спокойно, лишь на миг прервала работу, окинула кухню взглядом, взяла со стола поварской нож и спрятала его в карман фартука. На всякий случай.
Дверь в кухню распахнулась, испуганный и какой-то пришибленный свинопас приглашающе кивнул Лизе. Девушка подавила тяжёлый вздох: обычно, чем больше зрителей, тем больше отчим распаляется. Наедине с ним чуток проще.
Вот что-что, а кабинет, в отличие от хозяина, Лиза очень любила. Здесь хранилось огромное количество книг, DVD дисков, флешек, на дубовом столе стояли мощный компьютер с плоским ЖК-монитором, радиопередатчик, а сейчас ещё и ополовиненная поллитровка смородиновой настойки. На полках теснились ящички и коробочки с серебряным запасом, в плетёных ящиках россыпью валялись всевозможные колдовские амулеты и магические артефакты, а те, что в таком виде хранить было опасно, прятались в свинцовых шкатулках. Или в простых металлических коробочках, но расписанных рунами. Или в льняных мешочках, украшенных вышивкой, в которой каждый цветочек, каждая схематическая человеческая фигурка имели смысл.
Одна из стен не пряталась за полками, и на ней висело оружие на любой вкус, начиная от снайперской винтовки и заканчивая самострелом. Там же сейчас красовалась рунная монтировка. Видно, отчим отобрал её у Егора Павловича, в наказание.
Вот только чем он недоволен? Обмен в городе произвели как надо, ничего не потеряли, от бандитов отбились… Почему свинопас такой испуганный и жалкий?
Егор Павлович, приведя Лизу, сел на самый краешек стула, стоящий у двери, виновато опустил голову. Отчим, скрестив руки, стоял спиной к окну, облокотившись на подоконник крестцом.
Олег Дмитриевич в августе с помпой отметил пятидесятилетие. Ферма гуляла два дня. Ну, как ферма: местным пришлось готовить огромное количество еды, мыть кучу посуды и приглядывать за гостями хозяина, часть из которых по обыкновению была мутной, чтобы они не разбрелись по поселению, не утопились в пруду или колодцах, не заблудились в лесу или не обидели с пьяных глаз женщин и девушек.
Так вот, Олег Дмитриевич, хоть и перевалил на шестой десяток, излучал огромные силу и здоровье. Высокий, под два метра, широкоплечий, плотный, балансирующий на грани между «толстый» и «мускулистый», со здоровенными ручищами, массивной нижней челюстью и тяжёлым взглядом синих глаз он казался медведем в человечьем обличье. В Гомеле одно время даже ходила сплетня, что он оборотень, но пудовые кулаки быстро прекратили подобные разговоры.
Отчим был обычным человеком. Хоть и примечательным.
Возраст потихоньку брал своё, но это мог увидеть только очень внимательный наблюдатель. Например, слабо заметную в светлых волосах седину или лысину на макушке, которую Олег Дмитриевич упорно маскировал, зачёсывая пряди набок. Длинные усы, свисающие ниже подбородка, скрывали заострившиеся носогубные складки и морщины вокруг рта.
Даже уютный толстый свитер из собачьей шерсти с вывязанными продольными косами не делал его менее внушительным.
— Здравствуйте, папа.
Слово «папа» Лиза всегда произносила легко. Оно не несло для неё никакой смысловой нагрузки, так как родного отца она знать не знала.
— Хуяпа! — рявкнул Олег Дмитриевич, отлепился от подоконника, в два шага оказался рядом и навис над Лизой, как гора. — Сядь!
Лиза, за одно мгновение растеряв чувство собственной значимости и достоинства, шмякнулась на кресло возле стола, краем испуганного сознания отметив, что отчим не посадил её на стул рядом со свинопасом, а значит, она пока не считается провинившейся. И всё равно, если бы не невозможность отвести глаза, пока чешется лоб, она бы обязательно спряталась в эту спасительную незаметность. Отчим — единственный человек в мире, который действовал на неё таким образом. И девушка не могла сопротивляться превращению в запуганного ребёнка.
— Расскажи мне, что, с твоей точки зрения произошло на дороге, и почему эти три недоразвитых не заметили опасности, а ты, девка безмозглая, заметила?
Лиза рассказала, всё как есть. Конечно, она не упомянула «нюх», но зато добавила, что на её крик мужчины отреагировали вовремя и грамотно. Это стоило ей неимоверных усилий.
Отчим в процессе рассказа сел на своё место, за столом. Теперь между ними находилась столешница, и Лизу немного «отпустило».
— Дмитричь, ну… видишь? По-другому никак не могли мы, — проблеял от двери Егор Павлович.
— Рот закрой! — взревел отчим. — Ты уверен, что их всего пятеро было? Нет? Так какого хрена вы свалили оттуда⁈ А если их целый отряд?
Егор Павлович вжал голову в плечи, хотя, казалось бы, куда уж больше.
— А повезли их вы куда, на кладбище? Наше⁈ Ты собрался их хоронить среди своих, да ещё и в мёрзлую землю? — прорычал отчим, а потом вдруг спокойно и почти ласково сказал: — Дебилы. Ладно, что с вас взять. На всё поселение два-три человека с мозгами. Случись со мной что, сдохнете всей кодлой меньше, чем за неделю.
Егор Павлович согласно закивал. Лиза кивнула тоже, машинально.
— Два километра до деревни. Могли из жопы достать рацию и вызвать подмогу, — продолжил кипятиться отчим. — Посидели бы часок на дороге, мужики бы подъехали, с поисковым амулетом, и место их дислокации нашли, добили, если б было кого, и закопали бы там же, с обрядом и солью, чтоб не встали. Нет, домой, к детям и бабью припёрли. Идиоты.
«А если они и вправду не одни? А если бы нас добили за этот час ожидания⁈» — подумала вдруг Лиза, но тут же трусливо прогнала мысль из головы.
— Иди. Увозите трупы туда, откуда привезли, — уже совершенно спокойно и ровно сказал хозяин поселения. — Собери людей, прочешите лес. Возьми вон в том ящике амулет.
— Какой? — тоном побитой собаки спросил Егор Павлович, подходя к коробке на полу.
— Бля, поисковый! — снова взревел Олег Дмитриевич. — Кадило возьми, мудила! Кадило тёмно-зелёное!
Свинопас рухнул на колени и принялся рыться в ящике.
— Да не разбей ничего, — пробурчал хозяин. — Монтировку заряжу, верну. Пока обычным оружием обходись.
— Хорошо.
— Нашёл? Иди отсюда. Как всё сделаете, вернёшься, отчитаешься.
Егор Павлович пулей выскочил из кабинета. Лиза почувствовала, как по спине побежали мурашки. При зрителях отчим орал громче, но находиться с ним наедине было гораздо страшнее. В такие моменты девушка снова становилась двенадцатилетней испуганной девочкой.
— Теперь ещё раз. Как ты заметила засаду?