Касаюсь рукой её бедра, стискивая пальцами. Это грубо, а ей должно быть больно, но ей не больно. Возбуждение забивает все ощущения Девяточки. Когда волна удовольствия быстро пробегает по мне, отталкиваю девушку на пол. Она ещё успеет напиться, а пока что мне нужно несколько иное, точнее говоря, это больная сука, наблюдающая за нами, требует, чтобы каждый раз был полноценный сексуальный контакт. Вдруг кто-то из них понесёт от меня? Чертовы учёные. Арх... Девяточка лежит передо мной на спине, раскинув ноги в стороны и согнув колени. Губы влагалища набухли и разошлись в стороны, клитор сильно поднялся. Остаётся только встать перед ней на колени и приподнять за талию, а партнёрша сама насадится на блестящий от слюны член.
- А... - тонко выдыхает она.
Её тело дрожит, а мышцы влагалища резко сжимаются вокруг члена. Температура наших тел растёт с каждым моим движением. Девяточка обхватывает мою поясницу ногами, насаживается на член и замирает. Особенности моей химии вызывают сокращение мышц влагалища, позволяя им очень плотно обхватывать член, вне зависимости от тренированности обладательницы. Таких, как я можно делать соответствующими специалистами в разведке. Женщины расскажут нам всё.
Медленно выхожу из лона партнёрши. Оно сопротивляется, не желая отдавать и сантиметра моей плоти. Девушка уже не стонет, но смотрит на меня отсутствующим взглядом, а её голос едва возможно разобрать:
- Вернись.
Это не просьба, а требование. Она напрягает мышцы и снова насаживается на мой член. Суженное влагалище дарит незабываемые ощущения нам обоим, только о своих она узнает позже, если переживёт это соитие. Из уголка губ Девятой стекает ниточка слюны, а пальцы с такой силой сжались на груди, что оставляют царапины.
Это не возбуждает. Сознание не позволяет отдаться процессу целиком, как когда-то было с женой. Я не полубезумное животное из японских мультиков, наслаждающееся бесчеловечным сексом и подчинённым положением женщины, которая не осознаёт себя как личность. А значит и нет смысла это затягивать.
Не знаю сколько времени мы провели в этой позе, пока Девятая удовлетворяла свою страсть. Мою страсть... не страсть, чистая физиология. Дурацкое шоу на глазах похотливой итальянки.
Меня скручивает оргазмом. Да, именно скручивает, потому что у меня этот процесс очень яркий. Тело выделяет такую дозу веществ-стимуляторов, что вместе со мной кончили бы все, находящиеся в комнате, вне зависимости от пола. Девятка не исключение. Она стискивает свою грудь, из-под ногтей ручейками бежит кровь, а тело выгибается почти правильным полукругом.
Это происходит молча. Ни криков, ни стонов. Она оседает на пол, раскинув ноги и руки. Окровавленная грудь не поднимается.
- Молодец, Пятнадцатый, умеешь доставить удовольствие женщине, - голос доктора Ниц довольный, бархатистый. Не просто так за нами наблюдала? - А теперь откатись от неё и не приближайся. Девочку попробуют спасти санитары.
Два белых костюма с каталкой уже входили. Третий остался у входа и направил на меня винтовку, но я не мог просто встать и броситься на них. Тело всё ещё купалось в гормоне наслаждения, расслабленное и удовлетворённое. Сил едва хватило отползти к креслу изолятора.
- У неё шок, последняя стадия. Срочно в лазарет.
Они аккуратно подхватили Девятую и, быстро уложив на носилки, убрались с глаз долой. Надеялся ли я, что они спасут эту девушку? Нет. Смерть для неё станет благом. Любая судьба лучше этой. Лишь у меня не хватало смелости покончить с собой. Да и не факт, что успею себя гарантированно убить.
Из динамиков заиграла «Зима» Вивальди. Тревожная, злая музыка, полностью отражающая моё состояние. Это не доктор поставила. У неё есть ассистент, Марк. Неплохой парень, насколько неплохим может быть человек, разрабатывающий биологическое оружие. До того, как оказаться здесь, почитывал я про специальный отряд японской армии, который резвился в оккупированном Китае. Пирожки с возбудителями чумы, как вам?
Я сидел в изоляторе, в глубокой тени, забившись в угол. Организм, почти мгновенно сбросивший воздействие собственной химии, требовал либо поспать, либо пожрать, а потом поспать. А я не мог оторвать взгляда от тёмного пятна на сером ворсе ковролина. Что я здесь делаю? Из меня слепили чудовище, способное свести с ума одним присутствием. И не только несчастных женщин. Не знаю, как описать научно, но я могу испугать человека, до разрыва сердца, взъярить так, что древнескандинавские берсерки отправятся в Вальхаллу плакать от зависти, а при желании могу погрузить свою жертву в пучину глубокой меланхолии и депрессии. Эксперименты, соответственно, семнадцать, двадцать, двадцать один.