Майор Чан некоторое время внимательно смотрел ван Детчеру в глаза, потом медленно произнёс:
— Я тебя сейчас проведу к Омару. Поговоришь с ним. Объяснишь, как ты сюда попал.
— И?.. ― осторожно спросил Кирк.
— Может быть, тебе действительно стоит убраться отсюда вместе с этим Пойндекстером, ― задумчиво произнёс Чан. ― Омар настроен решительно, он требует от Императора Арнольда признания того, что всё, случившееся на Ранзамаре-III, было провокацией. Реакцию Императора предсказать несложно. А Омар от своего не отступится. Тебе лучше убираться отсюда. На катере ― тут есть парочка, я видел, ― до сторожевого корабля, а там уже разберёшься...
— Что будет с вами? ― спросил Кирк.
— Мы выполняем приказ, ― коротко ответил Чан. ― Тебе сейчас следует думать о том, что будет с тобой... Короче ― пойдёшь к Омару...
Рация на поясе Чана пискнула, он отстегнул её, поднёс к уху, несколько секунд послушал, а затем лицо его сделалось совершенно чужим. Мрачно подозвав двоих солдат, из числа охранявших постояльцев отеля, он скрылся за стеклянной дверью, куда до него ушёл полковник Пойндекстер. Через секунду он появился, появился и конвоируемый двумя солдатами Пойндекстер, на котором тоже не было лица. Полковник пытался что-то говорить, возмущаться, доказывать, но, похоже, даже он сам не особенно верил в то, что слова его возымеют какой-то эффект. Полковник был бледен и постоянно оглядывался на подталкивавших его в спину солдат. Вся группа быстро прошла через холл и вышла из отеля. До Кирка донеслись последние слова Пойндекстера ― «Господин майор, одумайтесь...», ― и по спине его пробежал холодок. Он понял, что сейчас видел полковника Имперской безопасности в последний раз.
Видимо, понял это не один Кирк ― многоголосый гул, висевший над толпой, сделался тише и нервнее, стали слышнее причитания, стоны и плачь, почти полностью заглушившие возмущённые голоса.
Он сошёл с ума, отчаянно подумал Кирк. Генерал Омар Роанкам сошёл с ума. Он ещё больше ухудшает своё положение, отрезает себе все пути к отступлению...
Чёрт возьми!
Да его пути к отступлению были отрезаны ещё на Ранзамаре-III, понял вдруг Кирк. Генералу сейчас терять нечего. Он просто хочет спасти своих солдат и офицеров, взяв вину на себя, сделать её такой, чтобы уже не вспоминалось о бойне на Третьей Ранзамара. Бред! Это же бред, это не поможет...
Гул над толпой внезапно почти полностью смолк, словно бы кто-то нажал выключатель. Он превратился в испуганный шёпот, по-прежнему перемежающийся всхлипами и плачем. Кирк повернулся к дверям и увидел входящего в холл майора Чана. Выглядел тот далеко не лучшим образом, правая рука его застёгивала кобуру, висевшую на поясе.
Он сошёл с ума, опять подумал Кирк. И сейчас уже у него не было полной уверенности, относятся ли его мысли к генералу Роанкаму или к майору Чану.
Чан подошёл к ван Детчеру и ледяным голосом произнёс:
— Пошли к генералу.
И глаза его при этом были словно из металла ― неживые, гладко-холодные, не отражающие никаких чувств.
— Расскажешь генералу, как ты здесь оказался. Скажешь, что хочешь покинуть планету. Объяснишь... это что у тебя такое?! Ну-ка, дай сюда! ― майор Чан отобрал у ван Детчера «Кобру» полковника Пойндекстера, которую тот всё ещё держал в руках и нахмурился. ― Чёрт знает, что такое... Ладно, не важно. Погоди, я доложу генералу о тебе...
Генерал Роанкам расположился в помещении, которое когда-то (совсем недавно) занимала внутренняя охрана отеля. Кирк вдруг понял, что не видел в холле никого в форме охраны ― не заметить её было просто невозможно, и сейчас становилось ясно, что охранников больше никто и никогда не увидит. Наверное, они пытались помешать, обречёно подумал Кирк, оглядываясь по сторонам.
Кроме генерала здесь же находился ещё один офицер ― лейтенант, имени которого Кирк не помнил, хотя лицо его и показалось знакомым. Впрочем, был тут этот лейтенант недолго, он как раз собирался выходить, когда Кирк переступил порог. Дверь за ним закрылась, отрезав тревожный гул в холле, и Кирк некоторое время смотрел на стекло, отделившее его от происходящего в этом мире ужаса и сумасшествия.
— Капитан, ― произнёс генерал. ― Слушаю вас.
Генерал Роанкам сидел за столом и белый облицовочный пластик за спиной делал его фигуру контрастнее, а черты лица ― жёстче. Словно на картине, подумал Кирк. Мёртвое лицо, мёртвые мысли...
— Генерал! ― Кирк встал по стойке смирно. ― Генерал, вы совершаете ошибку! Вы...
— Достаточно, ― оборвал его генерал Роанкам.
Кирк замолчал, глядя на генерала. Тот выглядел так, словно был сейчас не здесь. Его не интересовало происходящее, он не воспринимал слова Кирка, даже присутствие его было чем-то из разряда грёз. Ни одна чёрточка не дрогнула на лице генерала. И Кирк вдруг понял, что причина того, что Роанкам выглядит неживым, отнюдь не в белом пластике за его спиной. Игра света и тени тут совершенно не причём, тут всё дело в другом.
Что-то произошло с генералом, понял Кирк. Что-то...
Предательство, сам себе ответил ван Детчер.
Предательство.
Оно убивает веру, оно убивает чувства. Когда всего себя отдаёшь Империи, а в ответ получаешь плевок в лицо, тогда уже перестаёшь верить и в долг, и в совесть, и в честь, и в родину. Да и в жизнь свою тоже перестаёшь верить. Потому что жизнь, отданная тому, в чём сам разуверился, становится не очень-то большой ценностью.
Роанкам неподвижно сидел за столом и тупо смотрел на Кирка. Тягостная тишина царила в помещении. Тягостная и нехорошая ― как на похоронах.
— Капитан, ― медленно проговорил генерал Роанкам, ― вы хотите спасти свою шкуру?
— Генерал! ― возмущённо воскликнул ван Детчер.
— Впрочем, этого всё равно не получится, ― не меняя тона произнёс генерал. ― Полковник Пойндекстер, упоминавший о вас, сейчас уже не сможет покинуть планету.
— Генерал, зачем? ― тихим голосом спросил Кирк.
— Зачем? ― генерал как-то ожил, в глазах его появился блеск. Он словно бы только сейчас впервые задумался над этим вопросом.
— Зачем... ― рассеянно повторил генерал. ― Наверное затем, чтобы никогда больше никто не пытался играть с людьми в военной форме, как с картами или шахматными фигурками. Мы с вами не фигурки, капитан, мы ― люди. Люди в форме. Мы не умеем ничего, кроме одной вещи ― выполнять приказы. Да мы и не должны ничего больше уметь. Потому что только от этого зависит безопасность Империи. Мы не должны уметь думать, мы не обязаны уметь чувствовать, нам не обязательно разбираться в политике ― нам обязательно лишь уметь выполнять приказы. И мы это умеем делать, хорошо умеем. Но я хочу, чтобы наша Империя уважительно относилась к нам. Нас не надо любить, не надо нами восхищаться, ставить нам памятников и слагать о нас стихи и песни. Нас нужно просто уважать. Когда мы делаемся калеками, когда нас ранят, когда мы гибнем ― уважать. За нашу работу, хорошо сделанную работу. И не надо играть с нами, как с картами ― мы не карты, капитан. Мы ― люди. Мы заслуживаем хотя бы уважительного отношения от Империи, которой отдаём свою жизнь...
Кирк ван Детчер поймал себя на том, что в течение всей этой речи генерала невольно кивает ему. Он был полностью согласен с мнением Роанкама, он и сам считал точно так же. Но потом постепенно возникло понимание, каким образом генерал пытается добиться этого уважения, какие это будет иметь последствия для всей бригады.
— Генерал, ваша бригада... ― начал было Кирк, но Роанкам опять оборвал его.
— Бригада здесь не причём, ― возразил он. ― Я официально заявил, что всю ответственность беру на себя. Ни офицеры, ни солдаты непричастны к тому, что здесь происходит.
Кирк невольно усмехнулся. И ухмылка эта подействовала на генерала, как поток холодной воды. Он снова окаменел, всякие проблески жизни в его лице исчезли напрочь. И перед Кирком опять сидел робот, механическая кукла, слепо уверенная в своей правоте.
— Я буду ждать, пока Император Арнольд не признает, что атака на Третью Ранзамара была провокацией, ― безжизненно говорил генерал Роанкам. ― Я буду ждать столько, сколько потребуется. Каждый час я буду расстреливать по пять заложников. Уверен, что здравый смысл у Императора Арнольда вскоре возобладает над личными амбициями. Никто не сможет меня остановить. Никто и ничто. Только смерть. Но она ещё далека, гораздо дальше, чем кажется...