Он увидел, как бегущая птица напоролась на копье, как блестящая сталь поразила хищника и вошла в покрытую перьями грудь. От сильнейшего удара нога его онемела, а древко расщепилось в каком-то дюйме от его лица, когда когтистая лапа разорвала воздух перед ним. Почувствовав, как брызнула кровь, в отчаянном рывке Дюмарест откатился в сторону, в то время как крелл терзал песок, и вскочил на ноги, едва не попав под удар острого клюва, обрушившегося на то место, где он только что находился.
Рев толпы был подобен грому, и так же бешено пульсировала его кровь.
Крелл еще не был мертв. Грудные кости отвели острие копья от сердца хищника, но боль от раны довела его до полного бешенства. Крелл заметил Дюмареста и бросился на него, но толстый конец копья уперся в песок и вонзил острие еще глубже. Крелл в изумлении остановился, поднял когтистую лапу и вырвал копье из груди.
Дюмарест бросился вперед. Он мчался со всей скоростью, на какую был способен, не обращая внимания на болевшую ногу, в отчаянном стремлении успеть. И когда крелл снова был готов к нападению, он прыгнул, поймал тонкую шею и обвил ногами округлое тело. Птица под ним взорвалась в бешеной ярости, она извивалась, прыгала, тянулась вверх ногой, пытаясь когтями сбросить ношу со своей спины.
Когтями крелл не мог дотянуться, но клювом мог. Дюмарест увернулся, когда птица хотела ударить его в лицо, и вцепился двумя руками в шею птицы, ощущая напряжение мышц, а под ними биение крови в артерии. Он вцепился зубами в птичью шею, прокусил толстую кожу, подкожные хрящи, мускулы и плоть и сжимал зубы до тех пор, пока не задохнулся от внезапного потока крови, которая рубиновым фонтаном брызнула в ярком солнечном свете.
Остальное было только делом времени.
Произошло то, чего она никогда не сможет забыть.
Виручия сидела, ошеломленная шумом и яростью трибун; постепенно копившееся напряжение вырвалось настоящим взрывом — мужчины с красными лицами, крича во весь голос, горстями бросали вниз монеты, визжащие женщины разрывали одежды на груди и плечах, предлагая свои тела победителю. Волнение было едва не осязаемо, оно нависло над ареной как туча.
Она понимала, что это истерия, но помочь ничем не могла. Она и раньше присутствовала на играх, видела умирающих людей и реже победивших, но никогда еще она не испытывала то, что теперь. Мужчина, на которого она сделала ставку, победил. Они победили. Они?
Она посмотрела на бойца, замершего на песке. Он стоял прямо, неправдоподобно невредимый, и лишь немножко прихрамывал, когда ему помогали покинуть арену. Казалось, он не замечал криков и неистовства публики. Мальчики собирали сыпавшиеся дождем пожертвования, слуги деловито уносили мертвого крелла. Как мог бы он узнать, что она поставила на него вопреки всякой логике? Как мог бы он узнать о спазме, который сжал ее желудок, когда она наблюдала за боем?
Селкес тихо обронил ей на ухо:
— Посмотри на Монтарга. Видела ли когда-нибудь его таким злым?
Она не отвела глаз от арены:
— Он проиграл. Он ненавидит проигрывать. Он будет платить?
— У него нет выбора. Ставки были сделаны при свидетелях, при самом Чорзеле, как он сможет отказаться? — Селкес сдавленно засмеялся, эта мысль явно развеселила его. — Ты должна на него посмотреть, Виручия, и насладиться местью.
Она бросила на противника один лишь взгляд и увидела ярость, досаду, затем отвернулась, прежде чем он мог встретиться с ней глазами. Не в ее натуре было злорадствовать.
— Двенадцать к одному, — пробормотал Селкес. — Ты хорошо над ним подшутила. Ему нелегко будет найти столько денег. — Он снова тихо прыснул. — Я же сказал тебе, что ты не проиграешь.
— Откуда такая уверенность?
— Я знаю этого человека. Я же говорил. Это было в мире, название которого я запамятовал, много лет тому назад, небольшой эпизод, но он сильно врезался в память. Я скучал. Намечалась схватка, и я отправился посмотреть, что они могут предложить. Это был обычный бой, двое мужчин друг против друга с ножами, зрители заключали пари на победителя, просто способ времяпровождения, больше ничего. Один из бойцов был молод и немного нервничал. Рефери протянул ему нож и, когда тот потянулся к оружию, намеренно уронил его. Нож был подхвачен, прежде чем коснулся пола. — Селкес пожал плечами. — Это старый трюк, который имеет своей целью ослабить противника, штука, устроенная, чтобы обнаружить скорость реакции, но в тот раз это не было подстроено. Тот парень был поразительно быстрым.
Виручия смотрела на фигуру в дальнем конце арены. Он почти дошел до двери, через мгновение он исчезнет из виду.
— Этот мужчина?
— Тот самый. Я видел многих бойцов, так много, что их лица смешались в моей памяти, а их мастерство я забыл, но его я никогда не забуду. Тогда он был молод, на ринге новичок, еще не слишком ловко владел ножом, но он был очень быстр. Совершенно невероятно быстр. Без сомнения, это зависит от природной реакции, но на него было приятно смотреть. Ты видела, как он оседлал крелла?
Она кивнула.
— Для этого действительно нужна скорость. Скорость принятия решения и действия. Замешкайся он на долю секунды, зверь бы обернулся и распорол ему живот. Человек средних способностей замешкался бы и заплатил за это своей жизнью. А все, что было дальше? Без сомнения, ты это заметила.
Неистовство схватки, атаки, бешеные прыжки перед смертью крелла. Даже когда он умирал, он продолжал извиваться в крови, мощные мускулы рефлекторно сокращались. Да, она все заметила.
— Я знал, что он победит, — повторил Селкес. — Боец, которому удалось так долго оставаться в живых, такой быстрый, ловкий человек, мог ли он проиграть?
Гладиатор ушел, исчез в дверном проеме, и арена показалась опустевшей, несмотря на толпу людей и слуг, еще приводящих в порядок песок. Виручия встала, не желая видеть еще одну схватку, зная, что это принесет только разочарование после того, что только что произошло. И ей уже не нужно было оставаться. Она посетила игры, Чорзел ее видел, а если он возразит против ее раннего ухода, она может сослаться на внезапное недомогание.