Я посмотрел вниз на Фэйку, с верёвкой на шее, идущую рядом с фургоном.
- Тарларион, - сказал я, поясняя ей замечание возницы, - выказывает крайне слабую восприимчивость к боли.
- Да, Господин, - ответила она.
- В этом, они очень напоминают рабынь, - усмехнулся я.
- О нет, Господин! – воскликнула моя рабыня. - Нет!
- Нет? – переспросил я.
- Нет, - повторила она, испуганно и искренне глядя на меня, - мы ужасно восприимчивы к боли, правда!
- Несомненно, Ты была таковой, будучи свободной женщиной, - заметил я, - но теперь Ты - рабыня.
- Теперь, я ещё более восприимчива к боли, - сказала она. – Сейчас, когда я почувствовала боль, я знаю на что это похоже. Теперь я знаю, что значит полная уязвимость и беспомощность рабыни, когда с ней может быть сделано всё что угодно! Также, всё моё тело стало в тысячу раз более отзывчивым и чувствительным в тысячу раз более выразительным и живым, после того как я была заперта в ошейнике. Уверяю Вас, Господин, я в тысячу раз более восприимчива к боли теперь, чем когда-либо прежде!
Я улыбнулся. Такие преобразования были обычны для рабыни. Так же, как и их чувствительность к удовольствиям и ощущениям, сексуальным и любым другим, физическим и психологическим, сознательным и подсознательным, увеличивается и усиливается, с момента порабощения, пропорционально их чувствительности к боли. Те же самые изменения, которые так значительно увеличили их способности в определенных направлениях, увеличили их также и в других, и бросили этих ставших совершенно беспомощными женщин в полную власть их хозяев.
- Ах, - огорченно вздохнула она, опуская свою прекрасную голову, -Господин дразнит свою девушку.
- Возможно, - усмехнулся я.
Рабыня продолжила идти, не поднимая головы. Она густо покраснела. Но до чего прекрасно она выглядела в поблёскивавшем на солнце, запертом на её горле стальном ошейнике.
Перегнувшись через борт фургона, я подхватил женщину руками и забросил её назад, в кузов. Думаю, она уже прилично утомилась после столь долгого пешего перехода.
- Спасибо, Господин, - обрадовано поблагодарила меня Фэйка.
Она тут же встала на колени позади и почти вплотную к нам, на набитых чем-то мешках, уложенных на дне фургона. Верёвка, крепившая её к борту, всё ещё оставалась на её шее. Я с интересом начал размышлять, какими способами стоит взять её этим вечером.
- Хлеба! Хлеба! - кричала женщина, стоявшая на обочине, около ещё одного стоящего там фургона с Са-Тарной.
Возница, который очевидно сделал остановку, чтобы подтянуть сбрую своего животного, уже снова сидел на фургонном ящике. Поводья и кнут он держал в руках.
- Прочь! – рявкнул на женщину возница.
- Хлеба! - выкрикнула она, бросаясь перед фургоном.
Не обращая на неё внимания, извозчик щёлкнул кнутом, и животное качнулось вперёд. Отчаянно закричавшей женщине, в самый последний момент удалось выскочить из-под его лап. Я нисколько не сомневался, что не уберись она с дороги, её бы просто раздавили.
- Они почти каждый раз пробуют что-нибудь подобное, - сказал мой попутчик, пока наш фургон проезжал мимо женщины.
Она стояла на обочине и неудержимо дрожала. Похоже, до неё дошло, что она только что избежала смерти или серьёзного увечья.
- Бывает, они подсылают своих детей, чтобы те клянчили подачку, а сами они прячутся в кустах. Иногда я бросаю их немного хлеба, а иногда нет. Лично мне кажется, что женщины сами должны просить, если они хотят есть.
- Возможно, они не хотят платить за это тем, чем могла бы заплатить женщина, - предположил я.
- Они заплатят за это в любом случае, в том числе и чисто по-женски, как только окажутся достаточно голодными, - усмехнулся возница.
Я кивнул. С его словами было трудно спорить. Этот возница, кстати, показался мне вполне приличным добросердечным человеком. В конце концов, я сам видел, как он остановился и накормил нескольких женщин стоявших у дороги. Причём сделав это, он, несомненно, не мог не осознавать, что у него могут возникнуть проблему с недостатком груза. Полагаю, что многие из возниц, не будут поступать подобным образом. Кроме того, он не возразил ни против моей поездки с ним, ни против того, что я посадил в кузов Фэйку. Да, пожалуй, он оказался добрым малым.