- Ну что ж, будь по-твоему, козявочка, - беззлобно ответила «громадная лужа». - Признаться, я первый раз встречаю такое крошечное и нетерпеливое судно.
- Прощай, - полагая, что расстаётся с молодым кораблём навсегда, напутствовал Встречающий. - Полагаю, что мы больше уже не свидимся. Я не стану переубеждать или отговаривать. Поступай так, как считаешь нужным: это твой выбор, и я буду уважать его в любом случае. Но мне хочется, чтобы ты напоследок просто подумал о том, что никогда не оказался бы здесь, среди нас, если бы сам, в глубине души, этого бы не хотел.
- Как знать, - не тратя время на полемику, ответил «Надёжный». - Желаемое не всегда соответствует правильному. А спорить в данный момент о том, что и почему я считаю правильным, я не собираюсь.
И, обведя взглядом воду, великана и целую рать самолётов и кораблей, добавил:
- Прощайте!
- А знаешь, ты ведь и вправду чем-то напоминаешь мне драккар, - заметил океан за мгновение до того, как всё окружающее внезапно сделалось исчезающим и далёким.
Капитан и его верные товарищи по работе, ощутившие в первое время некоторое недомогание, схожее с ощущениями от похмелья, с недоумением отмечали моментально изменившуюся погоду, поскольку их окружали ясное небо, спокойный ветер и безмятежное море. Непостижимым для них образом солнце успело переместиться, а недавно, казалось бы, пойманные рыбы лежали неподвижно, не подавая малейших признаков жизни. Мысли возвращались постепенно, принося осознание того, кто они и где, собственно, находятся.
Как бы то ни было, не найдя каких-либо явных потерь и поломок, но имея свои насущные незавершённые дела, норвежские рыболовы потеребили свои рыжие бороды и, не придя к единому мнению о случившемся, решили помалкивать о том, чтобы их всех не приняли за психов. За исключением, конечно же, капитана, которому это уже не грозило, но который при этом согласился на просьбу товарищей ничего не рассказывать посторонним.
Корабль благополучно прибыл в порт, пусть и задержавшись впервые за столько времени. Капитан продолжал сочинять стихи, разговаривать со своим кораблём, писать картины и играть на скрипке, а его люди - ловить рыбу и уделять свободное от работы время любимым жёнам, родителям и детям. Лишь кораблю с названием «Надёжный» больше не снились сны. А древний, почти как сам мир, океан размышлял в это время о том, что не только люди привязываются к дорогим для них вещам так, что готовы пожертвовать ради них если и не всем, то очень многим. Порой случается совсем наоборот.
«БРАЧНЫЙ ЗОВ»
Мы не можем вырвать ни страницы из нашей жизни, хотя легко можем бросить в огонь саму книгу.
Жан-Поль Сартр
Давно осознав тот известный факт, что за выдающиеся дарования даже и отпетому негодяю порой прощается очень многое, он настолько привык к этой данности, что не стеснялся ею злоупотреблять. Король сцены, из-за которого представление неоднократно прерывалось прямо посредине акта и не могло быть продолжено, пока зрители, купая своего кумира в океане оваций, аплодировали ему, стоя на протяжении многих минут. Его постоянно вызывали на бис, снова и снова прося исполнить хотя бы отрывок из арии, в котором во всей красе раскрывались его королевские ноты.
Он никогда не подходил к своим образам формально: изучая историю и культуру региона, в котором разворачивалось действие той или иной постановки, личность и характер своего героя, он максимально вживался в роль и не просто пел, но играл и проживал каждую арию. Даже пропевая вокализы, он мог без единого слова вложить в звук всю боль, радость или печаль, взяв нужные аккорды на струнах зрительских душ.
Публика замирала, а женские сердца начинали биться всё чаще и чаще, когда он представал перед ними в роскошном костюме и гриме и превращал своё дыхание в звук, совмещавший воедино всю грациозность и мощь его бесподобного голоса.
Актёрское дарование, позволявшее заплакать или рассмеяться одним лишь усилием воли, поражало и восхищало массы. Сценическая естественность, с которой он исполнял любое действие, использовал жесты и мимику или демонстрировал навыки фехтования, заставляла поверить в то, что он действительно живёт на сцене. Речь, всегда звучавшая столь убедительно и правдоподобно, как если бы его разум порождал известные слова из оперных арий в текущий момент, а не воспроизводил в сотый раз давно изученный текст, трогала до глубины сердец. Всё в нём было на высоте, и каждый спектакль с его участием смотрелся как нечто настоящее: сначала было томительное ожидание, затем - чарующее послевкусие; но в процессе игры, которую зрителям хотелось наблюдать вечно, оживали и существовали собственной жизнью герои, короли и вельможи, империи и царства. Всем казалось, что здесь и сейчас, пусть даже и недолгое время, перед ними действительно находятся истинные правители, наделённые властью над подданными, либо олимпийские небожители, вершащие судьбы смертных. Создавалась иллюзия, что здесь, на широкой сцене, наблюдается лишь малая часть некоего гигантского, колоссального оперного мира, в котором каждая радость или боль выражается в пении, исходящем из глубины души, сопровождая любое действие, будь то удар меча или клятва в вечной любви. Казалось, что в то самое время, пока король, здесь и сейчас, поёт со сцены о чём-то своём, где-то там ещё, далеко за пределами кулис, жители его царства поют, занимаясь другими делами: слуги, горничные, солдаты, простолюдины и знать - все те, кто не попал в поле зрения во время оперного спектакля. И в то время, когда один герой участвует в одних делах и событиях, - жизнь не стоит на месте и что-то не менее загадочное и яркое происходит где-нибудь ещё с кем-нибудь другим.