Юноша. Эй, старый лунатик, не пора ли раскрыть глаза да посмотреть, куда идешь?
Древний (тихо, кротко и снисходительно). Я не знал, что тут детская, а то бы не направился в эту сторону. Такое всегда может случиться. Продолжайте ваши игры — я поверну обратно.
Юноша. Останься и хоть раз порадуйся жизни. Мы научим тебя плясать.
Древний. Нет, благодарю. Я плясал, когда был ребенком, как вы. Пляска — это неумелая попытка войти в ритм жизни. Мне было бы тяжело выбиться из него ради ваших детских забав. Да я и не смогу, даже если захочу. Но в ваши годы плясать приятно, и мне жаль, что я вам помешал.
Юноша. Полно тебе! Признайся-ка лучше, что ты несчастлив. До чего же страшно смотреть на вас, древних: ходите в одиночку, никого не замечаете, не пляшете, не смеетесь, не поете, словом, ничего не берете от жизни! Нет, мы будем не такими, когда вырастем. У вас собачья жизнь.
Древний. Неправда. Ты повторяешь старинное выражение, даже не подозревая, что на земле водилось когда-то животное, которое называли собакой. Те, кто занимается исчезнувшими формами жизни, скажут вам, что собака любила слушать собственный голос и прыгала, когда бывала довольна, — совсем как вы. Значит, это у нас собачья жизнь, дети мои.
Юноша. Если так, собака была хорошее умное животное. Она подала вам благой пример.
Древний. Дети мои, дайте нам жить и веселиться на свой лад. (Поворачивается и хочет уйти.)
Девушка. Не спеши. Почему вы, древние, не расскажете нам, как вы развлекаетесь? У вас, наверное, есть свои тайные радости, которые вы скрываете от нас и которые никогда вам не приедаются. А вот мне наскучили наши песни и пляски. И все мои партнеры тоже.
Юноша (подозрительно). Наскучили? Я это запомню.
Все переглядываются, словно в словах девушки скрыт некий зловещий смысл.
Девушка. Нам всем скучно. Зачем же притворяться? Это естественно.
Несколько молодых людей. Нет, нет. Нам не скучно. Вовсе это не естественно.
Древний (девушке). Выходит, ты старше, чем он. Ты растешь.
Девушка. Откуда ты это знаешь? Разве я старше их на вид?
Древний. Нет, я даже не взглянул на тебя. Мне безразлично, как ты выглядишь.
Девушка. Благодарю.
Общий смех.
Юноша. Ах ты старый чудак! Ты, наверно, уже забыл разницу между мужчиной и женщиной.
Древний. Эта разница давным-давно не интересует меня в том смысле, в каком интересует вас. А что нас не интересует, то мы забываем.
Девушка. Ты так и не ответил, что выдает мои годы. А я хочу это знать. Я действительно старше этого мальчика — намного старше, чем он предполагает. Как ты это узнал?
Древний. Очень просто. Ты больше не притворяешься. Ты признаешь, что детские игры — пляски, пение, спаривание — довольно быстро приедаются и наскучивают. И ты больше не стараешься выглядеть моложе своих лет. А это признак перехода от детства к отрочеству. Кстати, посмотри, какой неописуемой рванью ты прикрыта. (Касается рукой ее одежды.) Вот здесь совсем протерлось. Почему ты не сделаешь себе новое платье?
Девушка. Да я ничего и не заметила. К тому же новое платье — это слишком хлопотно. Одежда — такая обуза! Я думаю, что когда-нибудь научусь обходиться без нее, как вы, древние.
Древний. А вот это уже признак зрелости. Скоро ты забудешь про игрушки, забавы и сласти.
Юноша. Что? Она станет такой же несчастной, как вы?
Древний. Дитя, даже минута того упоения жизнью, какое вкушаем мы, убила бы тебя. (Торжественной поступью удаляется через рощу.)
Все, помрачнев, провожают его взглядом.
Юноша (музыкантам). Играйте. Попляшем еще.
Музыканты, пожав плечами, встают со ступеней и гурьбой направляются в храм. Остальные следуют за ними, кроме девушки, которая садится на алтарь.