Пигмалион (не сдаваясь). Знаю, дружище, но у нас есть доказательство того, что мы потомки существ, столь же ограниченных и нелепых, как эти. В конце концов, наша новорожденная покамест тоже на три четверти автомат. Посмотри, как она себя ведет.
Новорожденная (возмущенно). Это еще что за новости? Как я себя веду?
Экрасия. Раз они не стремятся к истине, в них нет подлинной жизнеспособности.
Пигмалион. Истина подчас настолько искусственна, настолько относительна, как выражаемся мы, люди науки, что ложное и смешное для нас вполне может показаться истинным для них.
Экрасия. Снова спрашиваю: почему ты не сделал их похожими на нас? Разве подлинный художник может мириться с несовершенством?
Пигмалион. Я и не смог. Пытался, но безуспешно. Я убежден, что покажу вам сегодня наивысшие живые организмы, какие только можно сконструировать в лабораторных условиях. Помните: самая совершенная ткань, выращенная нами, не воспринимает столь же высокого напряжения, как продукт естественного развития. Тут природа сильнее нас. По-моему, вы все просто не понимаете, какая неслыханная победа — создать искусственное сознание.
Акис. Довольно болтать! Где твоя синтетическая чета?
Несколько юношей и девушек. Да, да. Хватит разговоров! Заткнись, Пиг! Показывай, Пиг! Тащи их сюда! Живо! Синтетическую чету! Синтетическую чету!
Пигмалион (машет рукой, пытаясь восстановить спокойствие). Сейчас, сейчас. Посвистите-ка им. Свист — раздражитель, который они воспринимают.
Все, кто умеют, свистят, как уличные мальчишки. Экрасия с гримасой затыкает уши пальцами.
Тише! Тише! Довольно! Довольно!
Шум смолкает.
А теперь чуточку музыки. Какой-нибудь танец, только не очень быстрый.
Флейтисты играют неторопливый танец.
Марцелл. Приготовиться! Зрелище будет не из приятных.
Из храма, рука об руку, выходят две фигуры — мужчина и женщина. Осанка у них благородная, сложение безупречное, одежда роскошная. Заметив, что все взоры устремлены на них, они с улыбкой удовлетворенного тщеславия останавливаются на ступенях. Женщина стоит слева от мужчины.
Пигмалион (потирая руки и сияя от гордости за свое творение). Пожалуйте сюда.
Фигуры снисходительно приближаются и располагаются в центре, между скамьями.
Не соблаговолите ли изобразить нам что-нибудь? Вы же так прелестно танцуете. (Садится рядом с Марцеллом и шепчет ему.) На лесть они реагируют особенно активно.
Фигуры, милостиво вняв просьбе, танцуют с некоторой важностью, но вполне прилично и, закончив танец, кланяются друг другу.
Все (аплодируя). Браво! Благодарим! Замечательно! Превосходно! Неподражаемо!
Новорожденная. А любить они могут?
Пигмалион. Да. Они реагируют на любой раздражитель. В них заложены все рефлексы. Обнимешь мужчину за шею, он обнимет тебя за талию. Это у него получается непроизвольно.
Женская фигура (хмурясь). Вы хотели сказать — обнимет меня.
Пигмалион. Вас, разумеется, тоже, если раздражение исходит от вас.
Экрасия. А на самостоятельные поступки они способны?
Пигмалион. Нет. Но я, знаешь ли, не уверен, что мы сами способны на них, хотя Марцелл утверждает противное.
Акис. Может он отвечать на вопросы?
Пигмалион. О да. Вопрос — это уже раздражитель. Спроси его о чем-нибудь.
Акис (фигуре мужчины). Что вы думаете о том, что видите вокруг? Скажем, о нас, наших обычаях и поведении?
Мужская фигура. Я еще не читал сегодняшней газеты.
Женская фигура. Откуда моему супругу знать, что о вас думать, если вы не принесли ему газету к завтраку?
Марцелл. Видите? Он просто автомат.
Новорожденная. Я, пожалуй, не дала бы ему обнять меня. Они мне не нравятся.
Лицо мужской фигуры изображает обиду, лицо женской — ревность.
А я-то думала, они не понимают. Выходит, они умеют чувствовать?