— Михаил Иванович, — стиснула зубы, чтобы не сказать в ответ гадость. — Прошу вас, хватит!
— Что не так, Якимова? — фыркнул Михаил, — ты в любой момент можешь уйти.
Это был совсем не мой Михаил.
Мой? Я впервые подумала о нем так….
— Вы так сильно меня ненавидите? — с горечью спросила я, глядя на Стоянова.
— Ненависть, Якимова, очень сильное чувство, — внезапно серьезно ответил он. — Для ненависти нужны очень, ну просто очень существенные причины. А тебя я… — он подумал, прежде чем сказать, посмотрел в окно. — Пожалуй ближе всего будет слово — презрение.
— Что? — я не верила своим ушам.
— Да, Якимова. Пожалуй, это слово наиболее точно описывает мое отношение к тебе. Я презираю тебя за то, что умная, талантливая девушка растрачивает свой потенциал в никуда, выбрасывает на помойку! Посмотри на себя, Якимова, ты разве что последнюю неделю являешься на занятия не словно с панели. Ты поступила в хороший ВУЗ, с хорошими баллами, но просто забила и на будущее, и на настоящее. Ведешь себя как портовая шлюха, прогуливаешь, являешься на занятия с вечеринок, благоухающая…. Ну понятно как! Грубишь всем, от сокурсников до преподавателей, сплетничаешь за спинами со своей мажористой подругой.
Его задели, его сильно задели и оскорбили слова Анжелики! Намного сильнее, чем я могла себе представить. И тот факт, что я их не поддержала роли не играл, достаточно было того, что они прозвучали.
Но даже если не брать во внимание этот факт, огромная доля правды в его словах была. В прошлой жизни я не любила вспоминать первые курсы в университете именно по причине стыда за свое поведение. Однако, и представить не могла, как это выглядело со стороны. А Мишо никогда не ставил мне это в упрек. Он вообще меня никогда не упрекал.
Щеки и уши полыхали огнем от стыда и гнева и на себя, и на него. Ладони невольно сжались в кулаки.
— Что, не очень приятно, да? Думаешь, Якимова, что если ты за последнюю неделю взялась за ум, это что-то меняет? Понятно, что запахло паленым, и ты резко стала ответственной, но это не меняет твоей сути! Глупой, недалекой, неуверенной в себе сути. Не смотря на то, что потенциал в тебе большой.
Он со злой усмешкой смотрел на меня, словно ждал, когда я сорвусь на него.
А вот хрен тебе!
— Простите меня, — собрав в кулак всю выдержку и силы, посмотрев ему прямо в глаза, спокойно сказала я.
— Что? — казалось, он ушам своим не поверил.
— Простите меня, — повторила я. — Вы во многом правы, хоть мне и сложно это признать.
Во взгляде Михаила впервые за все время появилась растерянность. Он не ожидал от меня такой реакции: спокойствия и выдержки.
— Мне стыдно за свое поведение, за свои слова, — каждое слово приходилось тщательно подбирать, выталкивать из себя, преодолевая гнев и гордость.
Но тяжелее всего было смотреть ему прямо в глаза и видеть в них не восхищение и любовь, а лед и презрение.
— Я совершила много косяков, Михаил Иванович, — «причем большинство из них в постели с тобой», — но даже самые отъявленные преступники имеют право исправить ошибки. И я постараюсь это сделать. Спасибо вам за откровенность, по крайней мере сейчас я понимаю, что натворила, — я говорила абсолютно искренне, имея ввиду не только прошлое и настоящее, но и будущее, хотя Михаил об этом даже не догадывался.
Он молча кивнул, собираясь с мыслями.
— Может быть, продолжим? — все таким же ровным, безжизненным тоном предложила я, кивая на стол с тетрадями.
— Пожалуй, — он быстро посмотрел на часы, — на сегодня мы достаточно осточертели друг другу. Прервемся. А ты, к тому же, вымотана, тебе нужно как минимум часов 10 сна.
От удивления мои брови поползли вверх.
— У тебя круги под глазами, — угрюмо пояснил Стоянов. — Придешь завтра.
Шо, опять?
Легко ему сказать — проспи 10 часов! А как спать, когда нервы взвинчены по полной программе? Выходя из университета, я еще гордо держала голову, но проходя мимо ботанического сада, не удержалась, села на ближайшую скамейку, скрытую раскидистыми елками и разрыдалась. От усталости, от напряжения, от обиды и бессильного гнева. А может и от шока, который достал меня только сейчас. Снова и снова прокручивала разговор в голове и понимала, что ровно так в его глазах и выгляжу.
Но тогда почему 20 лет спустя нас так неукротимо привлекло друг ко другу??? Он же реально терпеть меня не мог! А с учетом моего дальнейшего поведения весь следующий семестр, эти чувства должны были только возрастать!
Когда поток слез иссяк, я бессильно легла на скамью, глядя в чистое синее небо. Было около десяти вечера, высыпали первые звезды, взошла красавица-луна. Она напомнила мне долгие вечера, которые мы с Димкой проводили на террасе нашего дома, глядя на луну и море. Тихо мурлыкала музыка, в бокалах искрилось легкое, белое вино, в комнате сладко посапывал Кир. И мы были счастливы. Очень счастливы.