— Забавно, — скрывая легкое смущение, засмеялась я. — Только мне они не очень интересны. О чем с ними говорить, Наташ? У них ведь сейчас на уме одно.
— Да, о тебя многие зубы пообломают, — усмехнулась она. — Приятно думать, что я это увижу.
— Ты, оказывается, злюка, — рассмеялась я, наливая себе еще бокал. — Что насчет тебя?
— О, я холодна как лед, — в тон мне отозвалась подруга. — Меня сейчас больше учеба заботит, чем отношения. Не хочу… — она прикусила губу и очень тихо призналась — не хочу как моя мать: родить в 18, выйти замуж и всю жизнь терпеть грубости от мужика.
— Ты поэтому домой не поехала? — через несколько минут томительного молчания, все-таки спросила я.
— Чего я там не видела? Лучше все лето работать, чем слушать отца и его скандалы.
— В такие моменты я и думаю, что хорошо, что отец нас с мамой бросил много лет назад, — призналась я. — Он тоже много с мамой скандалил, один раз меня ударил по лицу — это стало для нее последней каплей.
— У твоей хотя бы хватило силы с ним расстаться, — вздохнула Наталья.
— Ну, она собрала его чемоданы и выбросила их на лестницу. Больше мы его и не видели. К счастью.
— Умница!
Мы замолчали, глядя на великолепный закат.
— А что Ирина? — вопрос сорвался с языка прежде, чем я успела подумать.
— В смысле?
— Ну, ей кто-то нравится?
— О! Тот, кто ей нравится, ей не по зубам.
Вот, дьявол! Значит мне не показалось….
— Это Стоянов, да? — почему я чувствую досаду?
— Ого, — выдохнула Наталья, — вот это наблюдательность. Иринка вроде особо не отсвечивает. Да и староват он для нее….
— О, Наташ, не говори глупости, — вопреки кому в горле, я не смогла не защитить его, — если чувства искренние, то возраст не самая большая помеха……
— Кира, ключевое — если чувства искренние. Он холоден, как лед. У него таких, как мы сотни каждый год. С учетом того, что мужик далеко не урод, каждый год находится такая вот Ирина. К счастью, он мудрее нас. Иринка все это понимает, хоть и бесится знатно. Она ревнивая, — смущенно признала Наталья, словно бы защищая подругу. — Будем надеяться, что она это перерастет.
Я молча кивнула, боясь признаться самой себе, что подленько радуюсь бесперспективности влюбленности Иринки.
— Что ж ты, зараза, творишь? — спросила я позже у своего отражения, злясь на самое себя. — Опять на те же грабли? Мало было? Хочешь добавки?
Увы, аутотренинг не помогал.
— Не хочешь передохнуть, Кира? — мама подошла совершенно неслышно.
Летнее солнце палило без жалости. От жары рубашка прилипла к спине, а волосы падали на лоб влажными прядями, хоть я и старалась работать в тени, перемещаясь по грядке. Прополка никогда не входила в перечень моих любимых занятий, но, как ни странно, сейчас она вызывала гораздо меньше отвращения, чем раньше.
— Все в порядке, мам, — я стерла пот со лба. — Я в норме. Скоро закончу.
Никогда не любила работать в огороде, но…. мама любила нашу дачу. Раньше я всеми силами пыталась избежать поездок, а сейчас не хотела терять ни одной драгоценной минуты рядом с ней. Больше я не допущу фатальных ошибок, не дам смерти забрать у меня самого родного и близкого человека в мире.
— Кира, ты решила побить рекорд стахановцев? Три грядки за утро — это даже для меня слишком.
— Труд из обезьяны сделал человека, мам. Может, мне тоже поможет…. — пробормотала я, вздохнув, и села прямо на горячую землю, давая отдых спине и рукам.
Мама селя рядом и протянула мне стакан с прохладным лимонадом.
— Держи, мартышка.
— Мам, давай хотя бы лемур. Все не так обидно.
Я сделала несколько глотков и зажмурилась от удовольствия, а после легла на грядку, глядя в глубокое, чистое небо. Вздохнула, наслаждаясь спокойствием и умиротворением.
— Что с тобой произошло, Кира? — тихо спросила мама. — Там, в монастыре?
Она знала, почувствовала всем своим материнским сердцем. Только увы, ответа на ее вопрос я дать не могла.
— Мне приснился сон, мама, — глухо призналась я. — Очень страшный и реалистичный сон. Сон о том, что если я не изменюсь, не возьмусь за голову, моя жизнь превратиться в ад. Не сразу, но мои ошибки станут причиной огромной трагедии. И я…. Испугалась. Мне страшно до сих пор.
Она молчала, тоже глядя в небо и подставляя лицо золотистым лучам, пробивавшимся сквозь тень дерева.
— Ты из-за этого отдалилась от Анжелики?
— Не только, — снова призналась я, закрывая глаза. — Ты ведь тоже не была в восторге от нашей дружбы?
Мама молча кивнула.
— Почему же ничего не говорила?
— А это помогло бы, Кира? Ты бы услышала мои доводы? Сложно повлиять на человека, когда он сам не желает изменений, не видит очевидных вещей, ослеплен и находится под влиянием другого. Начни я этот разговор, и мы разругались бы с тобой, но подругу бы ты не оставила. У меня не было иного выбора, как просто наблюдать.