Когда я дочитала книгу, то начала обдумывать случившееся. У меня не было никаких сомнений относительно Пола, детей, Калифорнии и всего, что происходило после того, как мне исполнилось пятнадцать. Я могла вспомнить сотни вещей, не прилагая особых усилий. Я могла вспомнить, какие учителя были у меня в последний год учёбы в средней школе, и год, который я провела в колледже, и как я встретила Пола, и многое другое. Я взяла карандаш и нарисовала поэтажный план дома, в котором мы жили, в Калифорнии. Я знала, какие газеты мы выписывали, и каков был счёт за электричество, и сколько было моему мужу лет, и день его рождения, и как выглядели его родители. Я могла бы вспомнить рождение своих детей и всё то, что знает женщина, когда ей тридцать, она уже много лет замужем и родила детей, и чего вам не даст никакое количество прочитанных книг. Я могла вспомнить всё это своим телом — если ты понимаешь о чём я, моя дорогая, — роды, кормление грудью и пробуждения в два часа ночи. Всё это было реально, и всё это происходило на самом деле. Но также было реальным и то, что я была пятнадцатилетней девочкой, и шёл 1922 год.
Я попытался вспомнить всё, что могла, о Времени и Четвёртом измерении и в конце концов пришла к выводу, что, должно быть, каким-то образом проскользнула сквозь него и действительно вернулась назад. Я пыталась молиться, издавая что-то вроде бессловесных стонов, когда услышала, как внизу открылась входная дверь и раздался голос моего деда:
— Где наша девочка?
Он всегда так говорил, когда входил. Не успев открыть дверь, он тут же спрашивал обо мне.
У меня не было Пола и детей, но, по крайней мере, у меня были бабушка с дедушкой, мои старые друзья, одноклассники и учителя. Возможно, я смогу прожить всё это заново и вернуться к тому, что было. Профессор полностью исчез из моей памяти. Зато всё остальное я помнила прекрасно.
Поэтому я решила прожить эти пятнадцать лет заново, если понадобится, и надеяться, что всё окажется по-прежнему — что я встречу Пола и выйду за него замуж, и так далее.
Поэтому я спустилась вниз и попыталась почитать газету. Я никогда особо не интересовалась ежедневными новостями, и ты даже не можешь себе представить, какой скучной может быть газета пятнадцатилетней давности, особенно когда в голове полный сумбур.
Вскоре ужин был готов, и мы съели его в тишине. Затем бабушка начала убирать со стола.
— Я помогу, — вызвалась я.
— Тебе лучше заняться своими уроками, — сказала бабушка, как всегда.
— Я их уже сделала, — ответила я.
Конечно, подумала я, я должна всё знать — ведь это всего лишь уроки средней школы. И после того, как мне пришлось столько раз мыть посуду будучи замужем, я впервые в жизни подумала, что очень жаль, что я никогда не помогала моей бабушке мыть её.
Я не знала, куда её расставить; да и никогда не знала этого. Но в конце концов я убрала со стола и начала мыть посуду. В те времена, конечно, не было моющих средств. Мы использовали кусочки мыла, лежавшие в проволочной мыльнице. Бабушка настояла на том, что будет вытирать посуду, пока я её мыла, и убирать её на место.
— Пожалуй, я схожу в библиотеку и возьму несколько книг, — сказала я, потому что «Мистер Блетсуорси на острове Рэмполь» показался мне очень подходящим для моей ситуации, и мне захотелось перечитать его.
Никто ничего не сказал.
Поэтому я начала искать библиотечные книги или читательский билет. Это были долгие поиски. Я не помнила, были ли у меня какие-нибудь книги или нет.
— Твой читательский билет на буфете, если это то, что ты ищешь, — подсказала мне бабушка через некоторое время.
— Спасибо, — поблагодарила я её, взяла билет и вышла из дома.
Холодный ноябрьский воздух пошёл мне на пользу. Он даже помог мне вспомнить, что книга, о которой я думала, ещё не вышла. Я бродила взад и вперёд по тёмным улицам, размышляя. Была такая книга, мы с Полом её читали. Она вышла в свет сразу после того, как мы поженились, и Пол сказал, что первая часть была замечательной, но жаль, что мистер Уэллс не понял, когда нужно остановиться. Я читала эту книгу очень давно, я точно её читала, а она ещё не была написана.
В моём читательском билете было указано, что у меня на руках нет книг. Это было забавно. Придётся взять несколько… придётся взять много. Всякий раз, когда у меня начиналась паника, я бралась за чтение. Уйти в книги, это был мой способ успокоиться.
Я направилась прямиком к картотеке, но когда подошла к полкам, из-за стола поднялась женщина и двинулась ко мне. Она отвела меня из взрослой части библиотеки в детскую!
— Здесь книги для старшеклассников, — сказала она.
Я не смогла удержаться от смеха. Старый добрый Бостон. Я не могла читать художественную литературу для взрослых и даже нон-фикшн, пока мне не исполнится шестнадцать и я не получу взрослый читательский билет. Я могла читать только то, что было специально отобрано и включено в школьный список.
Я выбрала пару книг — «Друг Цезаря»[1] и «Повесть о двух городах»[2] — и вышла. В кармане у меня был кошелёк с мелочью, поэтому я зашла в аптеку и купила «студенческий лёд», так мы тогда называли мороженое. А когда я вернулась домой, бабушка отправила меня спать.
После того, как я легла в постель, я попыталась тщательно обдумать, что делать дальше. Я хотела измениться, добиться большего успеха во многих отношениях; и, конечно, я также хотела в конечном итоге вернуться в ту точку, где я оставила свою нынешнюю жизнь накануне вечером, — через пятнадцать лет. Я могла бы преуспеть во многих мелочах — усерднее учиться, больше помогать по дому, — но я должна быть осторожна и не делать ничего из вон выходящего, потому что это может изменить мою жизнь и я никогда не встречу Пола и не выйду за него замуж. И конечно, моя дорогая, я никогда не смогла бы выйти замуж за кого-то другого, считая, что это измена.
Ты, наверное, читала пьесу Дансени «Если»? Довольно надуманно, не правда ли? Я надеялась, что такая мелочь, как опоздание на поезд или посадка на него, не сможет сильно изменить всю мою жизнь. Между тем, в некоторых вещах я могла бы добиться большего успеха.
Я изучала французский, латынь, английский, химию, а также планиметрию и стереометрию. Честно говоря, когда на следующее утро я просмотрела свои учебники, я была потрясена! Ты не представляешь, как много можно забыть за пятнадцать лет! Но я надеялась, что всё вернётся ко мне. На первом уроке я занялась латынью, потому как вторым уроком у меня был латинский, я попытался перевести двадцать три строки из Цицерона, которые нам задали на дом. Ты думаешь, что это можно было бы сделать с помощью конспектов, словарей и всего прочего, что помогло бы мне, если бы я действительно приложила к этому все усилия; но я окончательно запуталась в лабиринте предложений и фраз и пошла на урок такой испуганной, какой не была никогда в жизни.
Меня не вызвали к доске с переводом, но спросили о правиле, которое мы проходили за неделю до этого.
За пятнадцать лет и неделю до этого— и, по всей вероятности, я вообще никогда не пыталась его выучить.
— Назови мне правило для memini, — сказала Мохнатка.
Так мы называли нашу учительницу латыни; я так и не узнала за что. У неё были довольно густые волосы; возможно, это было причиной. Ей пришлось спросить меня во второй раз; я задумалась о её прозвище. Когда я была школьницей, казалось невозможным называть учительницу по имени.
Я встала и начала:
— Memini… э… э-э…
— Винительный, — прошептала Элси у меня за спиной.
— Использует винительный падеж, — сказала я.
— Да ладно! — саркастически заметила учительница.