Тут прозвенел звонок, я схватила свою школьную сумку и убежала, хотя Джей Би крикнул мне, чтобы я подождала. Возможно, мне удалось бы сбежать, но я на полном ходу налетела на учителя физики, мистера Морриса, который услышал от своих учеников о моей ставшей знаменитой речи и пришёл, чтобы перехватить меня, потому что ему сказали, что я буду здесь.
— Это всё, что я знаю, — выдохнула я, когда они оба заговорили со мной одновременно. — Я этого не понимаю. Я просто передала то, что он мне сказал. Возможно, я всё неправильно поняла. Я совсем забыла о конкурсе, и мне пришлось припомнить всё быстро, и это всё, что мне пришло в голову. Вы знаете, мистер Моррис, какая я медлительная…
И тут я поняла, что только на следующий год окажусь в его классе, одной из двух девушек, выбравших физику для подготовки к поступлению в колледж (это было так давно, моя дорогая, сейчас многие девушки изучают физику), и что, когда мне было всего пятнадцать, и я никогда не видела мистера Морриса вообще, не говоря уже о том, чтобы дать ему шанс узнать, насколько я отстаю от мальчиков в познаниях в механике.
И тут у меня началась настоящая истерика. Если бы у меня была хоть капля здравого смысла, я бы закатила её гораздо раньше. Я сразу поняла, что нашла единственно возможный способ спастись. Джей Би похлопал меня по плечу и стал говорить что-то успокаивающее, а Моррис побежал за Мэдди, которая как раз шла по коридору. Он что-то прошептал ей, и она увела меня.
Мэдди отвела меня в учительскую и заставила прилечь. Учительница английского, которую мы звали Шекс, потому что она очень любила Шекспира, была там в это время, она сидела рядом со мной и шикала на всех, кто входил. Я закрыла глаза и притворилась, что упала в обморок, но на самом деле я была всего лишь очень встревожена. Мэдди отошла поговорить с мужчинами, но вскоре вернулась и начала тихо рассказывать Шекс обо всём этом.
— Действительно, это очень странно, — сказала она.
— Я с трудом поверила своим ушам, когда услышала, о чём она говорит, — согласилась Шекс. — Она определённо говорила так, как будто разбиралась в вопросе.
— Джей Би так и сказал, — согласилась Мэдди. — Он сказал, что она давала самые невероятные ответы; он действительно забыл, что она — всего лишь ребёнок. Он говорит, что не понимает, как это могло быть чем-то, о чём она услышала от студента. Она высказывала своё мнение так, как будто оно было её собственным, и когда она отвечала на тот же вопрос во второй раз, она сформулировала ответ по-другому. И при таком знании предмета, которое она продемонстрировала, можно подумать, что она знает о химии гораздо больше, чем могла бы выучить за шесть недель. И о физике тоже, хотя она вообще её не изучала.
Очевидно, в связи с этой статьёй, прочитанной всего за несколько дней до этого, я вспомнила больше, чем могла узнать из того, что проходили в классе на уроках в то время.
— Я поговорила об этом с мистером Моррисом, — сказала Шекс, — думала, что ему будет интересно, но он сказал, что у неё не может быть базовых знаний для понимания всего этого.
— Джей Би сказал почти то же самое, — ответила Мэдди. — Он сказал, что удивительно, как девочка её возраста вообще смогла запомнить все эти слова. Конечно, она умная девочка. Возможно, её двоюродный брат объяснил ей всё.
— Я расспрашивала других девушек о её двоюродном брате, — сказала Шекс. — Все они сказали, что он учится в бизнес-школе, в аспирантуре, и что она возмущалась по поводу того, что он не проявляет ни малейшего интереса к химии. Я не понимаю, каким образом он смог рассказать ей и объяснить всё это так тщательно, что она смогла выступить с докладом на эту тему, хотя совершенно забыла, что вообще должна была выступать.
— Если бы она подготовилась к докладу, выбрала бы она эту тему?
— Я думаю, что это в высшей степени маловероятно. Она могла бы без малейшего труда подготовить лекцию о литературе и, если говорить тактично, сообразила бы, что это было бы гораздо более уместно. Я думаю, она говорит правду, когда утверждает, что забыла про доклад и что эта тема просто первой пришла ей в голову, и она была не в состоянии думать ни о чём другом.
— Я рассказывала вам, — задумчиво произнесла моя учительница французского, — как она перешла на немецкий на моём уроке?
Она рассказала об этом, пока я лежал, дрожа всем телом.
— Одарённые дети иногда проявляют неожиданные познания, — сказал Шекс. — Возможно, её двоюродный брат действительно немного научил её немецкому. Возможно, она читала что-то о науках.
— Я слышала, что она проявляет большой интерес к химии. Мужчины сказали, что это очень странно, что у неё есть к этому способности, но на допросе она действительно сломалась.
— Как это по-мужски, — возмущённо сказал Шекс, — довести бедного ребёнка до истерики. Никто из других учеников никогда не осмелится проявить интерес к чему-либо после такого.
Учительницы склонились надо мной, ласково заговорили со мной и спросили, как я себя чувствую. Я вспомнила, что, если опоздаю домой, меня будут расспрашивать, поэтому я понимала, что скоро мне придётся уйти из школы, и я открыла глаза и сказала, что, наверное, чувствую себя хорошо, но у меня ужасно болит голова. Шекс предложила немного проводить меня, и отвела в аптеку на углу, дала мне две таблетки аспирина и шоколадную газировку и сказала, что я ни о чём не беспокоилась.
— Я гарантирую, что никто никогда больше не упомянет об этом при тебе, — сказала она.
Как только я вернулась домой, я поднялась наверх, записала всё это и спрятала под расшатанной доской на чердаке. После ужина я немного позанималась латынью и математикой, поняв, что утратила интерес к химии. Я продумала своё поведение на будущее и заснула крепким сном.
Потом кто-то позвал меня по имени. Мне так хотелось спать. Казалось, я не могла ни пошевелиться, ни заговорить. Кто-то снова позвал меня, и я попытался проснуться. Это были Пол и Профессор. Знаешь, моя дорогая, я целую неделю была без сознания, и они перепробовали всё, чтобы привести меня в чувство. Профессор отправил меня в прошлое, загипнотизировав так, что я потеряла о нём все воспоминания, а потом ему было очень трудно вернуть меня обратно. Бедняга, он был в отчаянии — я думаю, он страдал больше, чем мы с Полом. Можно мне ещё чашечку чая?
— Я приготовлю свежий, — сказал я. — Этот уже остыл. Какое интересное приключение! Но, конечно, вы увидели это всё во сне…
— Нет, — серьёзно ответила миссис Токкин. — Когда двенадцать лет спустя умерла моя бабушка, Пол поехал туда, чтобы уладить дела с наследством и всё такое, поднялся на чердак, заглянул под расшатанную доску и обнаружил там дневник, который я вела, пока жила там. Повезло, что никто его не нашёл. И одна из моих двоюродных сестёр встретила его и спросила, как у меня дела. Она сказала, что это очень странно, но однажды я каким-то образом потеряла из памяти целую неделю, и она задалась вопросом, не было ли у меня таких провалов снова. Конечно, именно эту неделю мне суждено было прожить пятнадцать лет спустя. Я перечитала эти записи несколько дней назад; именно поэтому я так хорошо помню их сегодня.
— Но почему Профессор заставил вас забыть о нём?
— Ну, если бы я помнила его, то, конечно, точно знала бы, что со мной произошло, и что он скоро вернёт меня в моё время. Он сказал, что, по его мнению, было бы более поучительно, если бы я его не помнила. Без сомнения, он был прав. Полу действительно не следовало так сильно его бить, когда он это сказал.
© Перевод: Андрей Березуцкий (Stirliz77)