Они тащились около часа и слушали старую музыку. Машина охраны висела на хвосте, как приклеенная, даже проехала на территорию исследовательского комплекса через ряд шлагбаумов одновременно с поседевшим от времени мерседесом хозяина.
Чтобы избежать почётной встречи и многочисленной свиты, Николай Николаевич приказал ехать на подземную парковку для погрузочных работ. А потом вместе с четырьмя крепкими парнями с внимательными глазами, загрузился в большой лифт и поднялся на четвёртый этаж. Он устал даже от этого, самого короткого маршрута, но продолжал делать вид, что всё нормально. Привык за долгие годы – везде и всегда делать вид, что всё нормально: что по-прежнему на коне и всё может. Его лицо заострилась, а глаза потемнели до холодного гранита.
Охрана в фойе вытянулась по стойке смирно и старик им привычно кивнул. Он бы даже остановился и спросил, как поживают их близкие и учатся дети, но сегодня не мог. Сын наверное уже бросился в погоню. Проклятые часы тикали в ушах всё быстрее и быстрее. Скоро стрелки сойдутся и наступит самый последний бой в его жизни. Поэтому Николай Николаевич ни на кого не обращал внимания, а старательно цеплялся палкой и ослабевшими ногами за ковролин коридора, будто лез на Эверест. У него тоже сбилось дыхание, ему не хватало кислорода, сводило мышцы и кружилась голова. Всё сильнее хотелось повернуть назад. Остановиться, сдаться, но тогда… Трость ударилась в дверь кабинета, и он с облегчением навалился на ручку.
– Господин Харченко, мы так рады…
– Кто мы? – автоматически пошутил он.
Буква «ы» ещё висела в воздухе, когда охрана мягко отжала его к стене. В сияющую неоновыми лампами лабораторию влетели двое из четырёх. Крепкие ребята быстро прошли между столов до окна и развернулись. Оборудование испуганно перемигивалось и даже тонко пищало, но в остальном всё было именно так, как должно быть в современной, высокотехнологичной лаборатории.
– Чисто!
– Сам вижу, – вздохнул старик.
Иногда они перегибали палку. Будто за долгие годы без происшествий больше не чувствовали собственной надобности и хотели выслужиться, как старые цепные псы, которые по тридцать раз на день облаивает соседей. Что ему тут может угрожать? Или они чуют его беспокойство, но не могут понять откуда подступила угроза? Слова сына эхом отдавались в голове: «всё почти закончилось». Что же ты задумал паршивец?
Николай Николаевич махнул, чтобы крепкие ребята убирались обратно за дверь, и подошёл к начальнику лаборатории, протягивая руку.
– Хорошо, что гранату не кинули, – пошутил тот, облизывая губы, и неловко пожал хозяйскую ладонь.
Хозяином, он его, правда, тоже не считал. Не мог понять его аналоговый мозг. Сам-то он жил в мире больших данных и нейронных сетей, и много раз рассказывал друзьям, как старик попросил его завести себе аккаунт в поисковой системе. У него самого не получилось, а обращаться к сыну почему-то не захотел: то ли стеснялся, то ли не доверял. Ходили слухи, что они не ладят. Хотя видимых причин для этого не было.
Начальник лаборатории поправил модные очки в роговой оправе и протянул папку с отчётами. Они давно разошлись по всем департаментам и были тридцать раз перепроверены. Так что просмотр бумаг был бюрократическим аналогом хлеба с солью. Его ждали, ему рады, и старик всё ещё хозяин компании, пусть и такой же номинальный, как его охрана.
Николай Николаевич пробежал глазами по столбцам и спросил:
– Ни одного сбоя?
– Полностью безопасно, – закивал начальник лаборатории и зачем-то прижал возвращенную папку к груди.
Ему всегда было не по себе в присутствие старика. Каждый раз казалось, что тот снова начнёт спрашивать про всем очевидные вещи, которые всегда так сложно объяснить. Попробуй, расскажи, как столько разной информации умещается в маленькую коробочку, и чтобы с ними ознакомиться нормальным людям даже не надо печатать их на бумаге. Но в этот раз было особенно страшно. Его желание опробовать на себе «чужегляд» в условиях абсолютной секретности, повергло инженеров в панику. Многие говорили, что старик специально припёрся к ним, чтобы втихую закрыть проект, который курировал его сын.
– Тогда давайте не будем тратить время.
Николай Николаевич прохромал к белому креслу в центре лаборатории и сел. Его плечи почти расслабились, а дыхание постепенно перестало быть прерывистым и хриплым. Лаборанты аккуратно водрузили на его голову шлем и застегнули ремешок на подбородке. Сразу же начались короткие, едва ощутимые разряды слабого тока. Нельзя сказать, что неприятные, скорее будоражащие. Седые волосы встали дыбом, а до ноздрей долетел едва различимый запах озона.