– Изменится или нет? – раздосадовано перебил старик.
На этот раз корпус планшета, который продолжал мять начальник лаборатории, не выдержал и хрустнул.
– Таких данных нет, но…
– Я хочу увидеть глазами своего сына, – выпалил Николай Николаевич.
Его лицо осталось непроницаемым, но на щеках выступили предательские пятна смущения.
Начальник лаборатории выдохнул. Всё возвращалось в рамки договорённости с младшим. Надо было только выполнить его приказ. Или не выполнять. Всё-таки начальник пока не он. А если старик завтра помрёт? А если нет? А если эксперимент пройдёт неудачно? Кто за это ответит? Чтобы скрыть страх, он поспешно зарылся в планшет, не переставая кивать.
– Одну секунду. Все данные у нас, естественно, есть, и Николая Николаевича тоже. Сейчас загрузим. Потерпите ещё секундочку. Вот, всё готово, – он взглянул на старика поверх экрана.
Тот медлил, будто почувствовал подвох. Всё, что было сделано до этого – делалось исключительно ради этого мгновения, но теперь Николаю Николаевичу старшему самому казалось, что затея максимально глупая. Он тысячу раз перечитал все отчёты и умом понимал, что сделано феноменальное открытие, но поверить так и не смог. Если бы не странное поведение сына, его постоянные недомолвки и угрожающие доклады отдела безопасности, он бы никогда не решился на этот шаг. Но время поджимало, проклятая болезнь вгрызалась в него всё сильнее, и отказаться от эксперимента, встать и уйти, было уже нельзя. Позволить сыну развалить его империю, распродать её по частям, подарить проклятым конкурентам. На это он пойти не мог, лучше выглядеть посмешищем, чем не попытаться и жалеть об этом перед смертью. Тем более, что осталось…
– Готов!
Николай Николаевич так зажмурился, что в темноте под веками заплясали разноцветные пятна. Он ждал, ждал и ждал, но ничего так и не происходило.
– Вы можете смотреть, – долетел голос начальника лаборатории. – Всё уже давно готово. Вы меня слышите? С вами всё в порядке?
Он всё-таки выполнил приказ младшего и теперь жалел об этом. Старик не двигался и не открывал глаз. Сжался в кресле и так вцепился в подлокотники, что трещала обивка.
– Может быть в другой раз? – неуверенно предложил начальник лаборатории, но в ответ резко мотнулась седая голова.
– Нет! Всё в порядке. Вы тоже уйдите, – потребовал Николай Николаевич старший, не открывая глаз.
– Что? Вы уверены?
– На сто процентов. И пусть никто сюда не заходит.
Колени дрожали, но старик ждал, пока шаги отдалились, и захлопнулась дверь. Небольшим дискомфортом назвать это было нельзя – ему было очень плохо. Будто тело перестало подчиняться. Стало чужим и каким-то безжизненным. Он нащупал телефон сына в кармане и с трудом приоткрыл один глаз. Изображение плыло и двоилось, как на испорченном телевизоре. Всё как будто замедлилось. Движения растягивались. Он едва сделал тот самый двойной щелчок, что делал сын, и на экране вспыхнул значок разблокирования по сетчатке. От яркого свечения глаза пронзила боль. Старик едва сдержал стон, надо упереться, надо держаться, иначе прискачет охрана и всё испортит. Шейные позвонки предательски захрустели, но он всё равно склонился ниже. Потом ещё ниже. Теперь тряслись даже веки. Никак не получалось успокоить нервный тик и сфокусироваться. От напряжения потекли слёзы. Ему казалось что-то мешает, упирается в кожу, скребёт по роговице. В шее заскрипело, но он опустил голову ещё ниже. Мешал шлем. По щекам катились капли. Он так сощурился, что хрустнуло в виске. И тогда, словно это был сигнальный хлопок, организм наконец уступил. Охвативший Николая Николаевича ужас чуть притих. Он поднял телефон сына к лицу и индикатор наконец смог найти его глаз.
Раздался звук затвора фотоаппарата. Мелькнул свет в индикаторах над дисплеем и значок разблокирования по сетчатке исчез.
Старик застыл. Смотрел на появившееся меню и не мог поверить. Победа? Он коснулся занемевшим пальцем иконки с подписью: «Назад в будущее». Экран мигнул и что-то начало загружаться. По тёмному полю бегали точки, пока не начали расставляться по местам и превращаться в буквы.
«Испытуемый номер двести шестьдесят семь – состояние критическое. Загрузка нейрокарты четырёхлетней давности повлияло на восприятие испытуемого. В течение шести дней наблюдений…»
Перед глазами снова поплыло, и Николай Николаевич заморгал. Он словно всё это уже читал. Наверное, ему тоже приходили результаты исследований. Он же мог их просматривать, но не вчитываться внимательно или не мог? Проморгавшись, старик хотел послюнявить палец, чтобы перелистнуть экран, но в глазах потемнело ещё сильнее. Он будто в живую увидел охотничий зал любимого ресторана и наигранное нежелание сына отдавать телефон. Как же можно было такое проглядеть. Всё же было так явно. Младший постоянно подсовывал ему отчёты «чужегляда», рассказывал, что разработка уникальная и буквально способна на чудо. Что победить новые технологии, способны только ещё более новые технологии. Он заманивал его в ловушку. Нарочно отдал свой телефон, чтобы старший помчался его разблокировать и одел на голову этот проклятый шлем. Руки сами потянулись к голове, но сил уже совсем не осталось. Во мраке перед глазами потянулась вся его жизнь. Неужели вот так? Его собственный ребёнок… И ради чего? Дела его жизни? Его ненаглядной империи, будь она неладна. Да разве она этого стоит?