Выписанный из изолятора на вторые сутки после гибели Юли, сразу до корпуса я не дошел: на полпути меня перехватила старший педагог лагеря Светлана (кажется, постаревшая за эти дни лет на десять) и препроводила в пионерскую комнату, где со мной, вроде как, снова хотели побеседовать. Ну, надо — так надо…
В пионерской меня ждал всего один человек.
— Здравствуй, Андрей! — приветливо кивнул он мне из-за председательского стола.
Я узнал деда Трефиловой.
— Здравствуйте, Кирилл Альбертович! — не сдержал кривоватой усмешки.
На ловца и зверь бежит!
Под впечатлением «видения у дуба» сперва я собирался всеми способами избегать любых контактов с этим человеком, но после истории с Юлей — лишь чудом не ставшей «историей со мной» — передумал. Теперь выйти на старика через Ингу значилось одним из первых пунктов моего нового плана: согласно тому, что я видел, пребывая в отключке, ее дед, во-первых, способен мне поверить, а во-вторых — имеет ресурсы помочь! Главное: подсказать ему верный выбор исполнителей, иначе все закончится печально — двумя выстрелами в упор из «Макарова» под величавое «Не думай о секундах свысока…»
— Ты меня знаешь? — похоже, удивился Кирилл Альбертович.
— Вы — дедушка Инги, — кивнул я.
— Она обо мне рассказывала?
— Не то чтобы…
— Оставьте нас, пожалуйста! — повернулся старик к Светлане, все еще стоявшей на пороге.
— Допрос несовершеннолетнего должен осуществляться в присутствии педагога, — твердо заявила та.
— А это не допрос, и я — лицо неофициальное, — развел руками Кирилл Альбертович. — Мы с молодым человеком просто побеседуем… о будущем.
Любопытная формулировка — даже если акцент на последнем слове мне и померещился!
— И тем не менее… — начала было Светлана.
— Извольте выполнять! — в голосе «неофициального лица» звякнуло железо, и, помявшись еще пару секунд для порядка, старший педагог таки вышла вон. — Присаживайся, — кивнул мне Кирилл Альбертович на крайний стул.
Так я и сделал.
— Как самочувствие? — поинтересовался затем мой собеседник.
— Спасибо, вроде, хорошо, — неопределенно повел я руками.
— Это хорошо, что хорошо, — улыбнулся старик. — С головой шутки плохи…
— Моя хотя бы осталась цела, — зачем-то обронил я.
— Да, бедная девочка… — вздохнул Кирилл Альбертович. — Не подскажешь мне, за что тебя хотели убить? — спросил он вдруг.
— Меня? — простодушно захлопал я глазами.
— Тебя, тебя. Это же дураку ясно: Семшовой просто фантастически не повезло. Жертвой убийцы должен был стать ты — и не прикидывайся, будто сам этого не понимаешь!
— Ну… — протянул я.
Четкой линии поведения для общения с дедом Трефиловой я выработать не успел: полагал, что время на это у меня еще будет. С другой стороны, наше сотрудничество с Кириллом Альбертовичем, вроде как, предопределено — значит, может, и не стоит изобретать чего-то особенного? Просто тупо плыть по течению?
— Так за что? — повторил между тем свой вопрос старик. — Случайно не за это? — на стол передо мной лег смятый обрывок бумаги, исписанный моим кривым почерком.
Ха! Многое объясняется.
— Где вы это взяли? — именно такой вопрос показался мне сейчас наиболее естественным — плыть по течению, да.
— Лучше ответь, что это? — прищурился на меня Кирилл Альбертович.
— Там же написано, — кивнул я на заголовок. — «Хроника будущего».
— Коротковата что-то хроника.
— Зато даты актуальные. Вы же их уже наверняка проверили? Все совпало?
— Документ попал ко мне в руки шестнадцатого числа, — помедлив, сообщил мне собеседник. Ага, 16-го был родительский день! Значит, бумагу ему отдала Инга, где-то ее, очевидно, подобравшая. Логично. — То есть лично я смог подтвердить только одно совпадение — насчет числа семнадцатого.
Машинально я скосил глаза на обрывок на столе, хотя и так помнил, что там значится под названной датой:
«17 июня все остальные заложники высажены в Бейруте, Ливан».
— Подождите до двадцать третьего, — развел я руками. — Когда упадет Боинг «Эйр Индиа».
— А он упадет?
— Должен.
— Так я, собственно, и собирался сделать — еще немного подождать, — снова помедлив, проговорил старик. — Но гибель Юли Семшовой вынудила меня приехать раньше. Итак, Андрей, что все это значит? — пристально воззрился он на меня.
— А сами вы что думаете? — вернул я мяч — или лучше сказать, шарик — скажем, IDEALCZECHOSLOVAKIA — на его сторону.