Свет в медпункте не горел, но для такого часа дверь на наш настойчивый стук открылась довольно быстро — где-то через полминуты.
— Что случилось? — узнала Максима выглянувшая изнутри медсестра — дородная тетка лет сорока…
Стоп. Тетка? По-хорошему, она куда младше меня! Но назвать ее иначе почему-то не получается! Забавно…
— Вот, Алевтина Герасимовна, принимайте пациента, — кивнул на меня старший вожатый.
— Что с ним? — поинтересовалась медсестра — почему-то у Максима, а не у меня самого.
— Говорит, живот.
— Ну, проходите.
Внутри меня усадили на табурет, велели расстегнуть рубашку, и Алевтина Герасимовна приступила к осмотру. Надавила там-сям:
— Так больно? А так? Какая вообще боль? Острая или тупая? Живот крутит? Понос был?
Я отвечал, стараясь не запутаться — вопрос повторялись в самых замысловатых комбинациях.
Все это время Максим стоял в углу и задумчиво наблюдал за происходящим — уведомить о моей судьбе Вадима с Мариной он что-то не спешил. Может, ждал диагноза?
— Что ел вечером? — поинтересовалась между тем медсестра. — Фрукты, овощи из дома? Конфеты?
— Ничего такого, — заверил я ее. — Только что давали на ужин!
— Когда почувствовал боль?
— Уже после отбоя… Иначе бы сказал вожатым…
— Сколько раз после этого ходил в туалет по большому?
— Ну… Несколько.
— Сейчас сильно болит?
— Как вы щупать перестали — почти прошло…
— Ясно, — кивнула Алевтина Герасимовна. — Держи градусник, — протянула она мне ртутный термометр, — померяем тебе температуру.
— Каков вердикт? — поинтересовался тут Максим.
— Если не тухлые фрукты, то, скорее всего, как обычно — грязные руки, — повернулась к нему медсестра. — Дам ему уголь и оставлю у нас до утра. Если боль не уйдет — разбудим Зою Давыдовну, пусть сама его посмотрит!
— Принято, — кивнул старший вожатый. — Я тогда пошел?
— А я вообще не знаю, что ты тут до сих пор торчишь. Иди, конечно.
— Марину с Вадимом предупреди, пожалуйста! — напоследок напомнил я Максиму.
— Обязательно, — пообещал тот.
Температура у нас с Младшим оказалась почти нормальной — 36,9. Три лишние десятых — это мы, должно быть, по лесу набегали, но Алевтина Герасимовна, увидев результат, покачала головой, и в добавок к активированному углю дала нам еще какую-то таблетку, на этот раз не черную, а белую.
— Что это? — спросил я.
— Не задавай дурацких вопросов — пей!
Ничего и не дурацких!
Как бы то ни было, к спорам обстановка не располагала — мне все еще требовалось правдоподобно изображать испуганного болезненным недугом пионера. Да и не дадут в СССР ребенку чего-то совсем уж вредного… Ведь не дадут же?
Напоив лекарствами, медсестра отвела меня в палату — поменьше, чем в корпусе, всего на пять кроватей, на одной из которых уже, кстати, кто-то, посапывая, дрых.
— Раздевайся и ложись! — шепотом, дабы не потревожить другого пациента, велела мне Алевтина Герасимовна. — Но если что — я тут, сразу подходи! Коли вдруг усну — не стесняйся, буди!
— Хорошо, — кивнул я.
На этом мы с ней и расстались.
2. Изолятор
Пробуждение пришло от чувства опасности — смутного и маловразумительного, но при этом неотступного. Я открыл глаза: надо мной стоял Игонин.
«Это тот самый тип, с которым я дважды дрался?» — не преминул уточнить Младший, проснувшийся, похоже, одновременно со мной.
«Да там и одного-то раза полноценно не получилось…» — позиция у меня сейчас была, мягко говоря, не очень выигрышная: лежа на спине, да еще и завернувшись в одеяло — толком ни вскочить, ни увернуться…
— Ну и что вот ты меня все время преследуешь?! — злобно прошипел между тем первоотрядник. Он был в одних трусах, волосы взлохмачены, глаза… Глаза смотрели скорее испуганно, нежели хищно. Впрочем, последнее мало что меняло: в страхе можно такого наворотить, что никакой отваге и не мечталось…
— Я? Тебя? Преследую?! — тупо переспросил я — осторожно, чтобы не заметил собеседник, выпутываясь из тесных объятий одеяла. — А разве не наоборот? — в самом деле: я, что ли, приперся за ним в изолятор?!
— Какой, на хрен, наоборот?! Нигде от тебя нет прохода: сначала в лесу у спортгородка, потом у клуба, затем на шахматах, теперь — вот тут!
— Дорожку из столовой забыл, — недобро прищурился я на него. Ноги мои были уже почти свободны, еще немного, и можно будет ими худо-бедно работать… Но это самое «немного» все же еще требовалось выгадать. — Кстати, тем вечером у клуба я вообще был не при делах! — горячо продолжил поэтому я. — На шахматах нас свела турнирная сетка — при чем тут я?.. А сейчас, — скользнув по мощному торсу оппонента, мой взгляд нечаянно ушел немного в сторону, на неубранную кровать в углу палаты, затем вернулся к Игонину — и картинка у меня в голове внезапно сложилась. — Сейчас мы снова встретились случайно! — сообщил я — не спеша, впрочем, расслабляться. — У меня ночью жутко живот схватило! Пришел в изолятор — и вот, положили сюда. Я понятия не имел, что ты тоже здесь торчишь!