«Ну, допустим, — не сдавался, однако, юный пионер. — Будет непросто. Не исключено — невозможно. Но почему хотя бы не попытаться-то?»
«Синицу в руках и журавля в небе я уже упоминал?»
«Еще нет».
Точно, это было в прошлый раз — он не помнит.
«Ты же знаешь нашего отца, — вздохнул я. — Отговорить его от командировки под тщательно продуманным, но левым предлогом — реально, а вот если он будет знать, что существует угроза аварии — точно попрется на станцию разруливать ситуацию! Разве что маму, может, с собой не возьмет — но не факт, что она не поедет за ним против его воли! Так что тут мы и журавля не поймаем, и синицу упустим!»
«Да, батя у нас такой…» — в смеси гордости и сожаления пробормотал Младший.
«Ты, кстати, по ходу, весь в него», — усмехнулся я.
«А ты тогда в кого?»
«А я сейчас на десять лет старше, чем было… чем будет отцу в апреле 86-го! И по части жизненного опыта советскому бате еще сто очков форы дам!»
«Советскому? — насторожился юный пионер. — А сам ты тогда какой? Антисоветский, что ли?»
«К словам не цепляйся, — сердито буркнул я — черт, снова проговорился! — Короче, ты согласен, что главное для нас: спасти родителей?» — поставил я вопрос ребром.
«Ну… Да, согласен, — пусть и неохотно, однако все же признал мой внутренний собеседник. — Но…»
«А значит — никаких „но“! — отрезал я. — Действуем по моему плану — и точка! Или… Или обойдусь без тебя!» — пригрозил для верности.
«Как это — без меня?»
«Вытесню твое сознание к чертям! Или тупо отрежу от контроля — навсегда… Но надеюсь, до этого не дойдет, — поспешил я все же подсластить ему пилюлю. — Ты мне дорог — как может быть иначе: ведь ты — это я! И полезен — своим незамутненным взглядом, — на самом деле, скорее, наоборот, замутненным, ну да не суть. — Но если встанет вопрос: интересы дела или личные пристрастия — тут уж извини!»
Вот такую безапелляционную постановку вопроса мой юный пионер понимал — тут же притих.
«Просто поверь: я знаю, что делаю, — вкрадчиво продолжил я. — И помоги мне спасти родителей. Итак, ты со мной?» — очень хотелось добавить: «или против меня», — но я удержался.
«Хорошо, — выговорил Младший после небольшой паузы. — Я с тобой».
«Вот и отлично!» — я нагнулся, чтобы поднять с травы брошенный кем-то фантик — разговоры разговорами, а подведомственная территория сама себя не уберет — а когда снова выпрямился, напоролся взглядом на быстро шагавшую — почти что бежавшую — в нашем направлении Яну.
«Черт, — обронил мой внутренний собеседник. — Кажется, она не яблочком нас угостить спешит!»
«Да уж…» — не мог не согласиться я.
Утром на построении Казанцева держалась замкнуто, заняв место через несколько человек от нас, за завтраком, сидя рядом, мы не перебросились ни словом — казалось, девочка была полностью погружена в какие-то свои мысли. Младший, помнится, счел это добрым знаком. Я — не слишком, и, похоже, оказался прав: теперь вот тихая безобидная Яна решительно спешила к нам — с выражением лица, как у разъяренной фурии.
— Просто ответь мне: кто она?! — процедила Казанцева еще на ходу.
— Она? — в искреннем непонимании вздернул брови я.
— Она! Твоя девка из первого отряда!
— Моя? Девка?! Из первого отряда?!!
— Да! — Яна была уже совсем рядом, и я невольно отпрянул, ожидая, что сейчас она либо попытается схватить меня за грудки, либо отоварит крепко сжатыми кулачками, но девочка лишь резко остановилась и отчаянно всплеснула руками. — Та, к которой ты бегал позапрошлой ночью!