Элизабет уловила лишь обрывки фраз: «… школы магии… эти иностранцы… Турнир…» И пробираясь сквозь толпу, решила выяснить, в чем дело. Чжоу, Мариетта и Аннет уже стояли там, как всегда в гуще событий, и так же как и все остальные, перебивая друг друга, что-то бурно обсуждали.
– Нет, ты только представь, – сразу обратилась Чжоу к подошедшей к ним Элизабет, словно та уже простояла с ними по крайней мере полчаса. – Сам Виктор Крам! Среди нас! Можно будет поболтать с ним, взять автограф!
Мариетта развернулась к Элизабет:
– А ты что думаешь, Лиззи?..
Элизабет как раз изучала яркое объявление, прикрепленное на стенде:
– «Турнир Трех Волшебников? Делегации представителей школ “Шармбатон” и “Дурмштранг”…»? – прочитала она вслух. И повернулась к сокурсницам, стараясь сдержать усмешку: – Мне нравится, что благодаря этому уроки закончатся раньше. Неужели весь шум из-за приезда гостей?
– Лиззи, ты в своем репертуаре, – Чжоу закатила глаза, – для тебя и восстание домовых эльфов под предводительством Грейнджер не будет событием! А я уже полчаса распинаюсь…
Она говорила что-то еще, но Элизабет не успела вникнуть, совсем рядом с ней вынырнул из толпы Эрни МакМиллан, его глаза горели восторгом:
– Обалдеть, осталась всего неделя! Ты не знаешь, Седрик уже в курсе про Турнир?
Элизабет помотала головой немного в прострации от общей суматохи.
– Тогда я обрадую его первым, – Эрни подмигнул и скрылся, не дождавшись пока Элизабет что-нибудь ответит.
И тут же у самого уха прозвучал незнакомый мальчишеский голос:
– Седрик?
– Диггори, – пояснил другой, – наверное, он подаст заявку на участие в турнире.
Элизабет оглянулась, скользнув взглядом по стоящим рядом студентам. Их было трое – два мальчика и девочка. Из них троих она узнала Гермиону Грейнджер, которую они недавно вспоминали, и Гарри Поттера, он учился на четвертом курсе, все его знали и ни раз обсуждали в гостиной по вечерам – щуплый, темноволосый очкарик. О нем постоянно сочиняли неправдоподобные истории. Но Элизабет пропускала их мимо ушей. Однако сейчас была вся внимание, когда он с сокурсниками обсуждал Седрика.
– Диггори?.. Этот идиот станет чемпионом Хогвартса? – продолжал рыжеволосый высокий гриффиндорец, что стоял рядом с Поттером. Они уже выбирались из толпы, и до Элизабет донесся лишь ответ Грейнджер:
– Седрик Диггори никакой не идиот, просто ты его не любишь, Рон, потому что из-за него Гриффиндор проиграл Хаффлпаффу, а я слышала, что он очень хорошо учится – и кроме того, он староста…
Элизабет улыбнулась краешком губ, все в школе почему-то воспринимали Седрика именно так – образец для подражания, красавец, спортсмен, староста. Но бросив еще один взгляд на объявление, ей расхотелось улыбаться. Седрик - Чемпион Хогвартса… Ей определенно не нравилась эта мысль, смутное нехорошее ощущение закралось внутрь, прижилось и никак не хотело уходить.
Кто-то потянул ее за рукав мантии. Мариетта.
– Пойдем, а то опоздаем на ужин.
Девчонки уже направились к лестнице.
– Я уверена, что Крам подаст заявку на участие, – продолжала Чжоу, Мариетта и Аннет согласно закивали.
– Ты бы стала болеть за него?
– Не знаю, – Чжоу приложила руки к щекам в сомнении. Элизабет веселило, что она всерьез переживает по этому поводу. – Неизвестно, кто будет чемпионом от Хогвартса.
Взгляд Чжоу скользнул по толпе студентов, словно выискивая кандидата.
– Кто сможет оказаться лучше Виктора? Если только кто-то особенный…
Элизабет проследила за ее взглядом и наткнулась на мелькающего в толпе перед ними Гарри Поттера. Не его ли имела ввиду Чжоу? Уж кто самый особенный в их школе? Стоит вспомнить, как гудел Хогвартс от сплетен и догадок в год, когда к ним поступил Поттер. Интересно, что Чжоу в нем нашла? Эта мысль покрутилась в голове у Лиззи какое-то время, пока они поднимались по лестнице, но не задержалась там надолго. Сейчас ее беспокоил только Седрик.
*
В четверг Элизабет засиделась на пятом этаже допоздна, при свете тусклого факела пыталась закончить работу по Трансфигурации. Она отложила перо и потянулась. На подоконнике сидеть было не удобнее, чем в кресле в гостиной, но уходить уж очень не хотелось.
Элизабет сложила готовую работу в сумку, и ее взгляд упал на лежащий тут же альбом. Она помедлила лишь секунду, а затем достала один из «живых карандашей». Устроилась поудобнее и задумалась, глядя на чистый лист. Ее соседки по комнате, конечно, уже давно знали об ее увлечении рисованием, но увидев этой осенью автопортреты волшебными карандашами, пришли в полный восторг. Теперь они наперебой просили нарисовать их. Так появился портрет Киры в коричневых тонах, который теперь гордо висел над кроватью подруги. Вскоре в альбоме она набросала Чжоу, пообещав, что нарисует полноценный портрет, как только появится время и вдохновение. Элизабет немного раздражало то, что теперь ее альбом стал всеобщим достоянием – не спрашивая, в него мог сунуть нос кто угодно.
Хотя Седрик сегодня, листая альбом, заявил, что у нее стало отлично получаться.
– Особенно Чжоу, – сказал он, останавливая взгляд на черно-белом эскизе, который был выполнен немного тщательнее, чем другие. Чжоу на нем немного улыбалась, слегка наклонив голову. – Я бы даже взял этот портрет себе. Она отлично вышла.
«Она просто не могла получиться не отлично», – подумала Элизабет, но промолчала.
Иногда ей ужасно хотелось нарисовать что-нибудь просто по настроению, для себя, и чтобы потом над этим «шедевром» не ахали однокурсницы. И не усмехались парни – судя по взглядам, которые бросал Бен на ее альбом, он был не самого высокого мнения. Впрочем, ее это мало волновало.
Мысли остановились на Бене. Он так и не вернул ей конспект лекций. Элизабет не могла подойти и попросить сама, это значило бы просто переступить через свою гордость, и только представив, каким взглядом он ее смерит, она отступилась от этой затеи.
Как же он порой раздражал ее! Ничем конкретно, и тем не менее все в нем – начиная с его движений, его походки, его характерных жестов, его взглядов, его фразочек и заканчивая этой удивительной манерностью – выводило ее из себя. Девочки считали, что Бен гораздо красивее своего закадычного друга Эдди Кармайкл, но Элизабет оставалась при своем мнении. Он просто самодовольный, бесхарактерный, глупый, пустой болван.
На чистом, приятно шершавом листе, появились первые очертания сама-не-знаю-чего, и вскоре можно было определенно сказать, что это парень. Элизабет просто позволила своим внутренним ощущениям свободно излиться на бумагу. Она медленно, наслаждаясь каждым прикосновением, водила острым карандашом по листу, слушая мягкий шорох в звенящей тишине коридора. Факел бросал на рисунок блики. Линии, изогнутые и совершенно разные, цепляясь друг за друга, складывались в изображение. Нужно было влюбиться в то, что рисуешь – так обычно получались спонтанные и совершенно восхитительные вещи.
Спустя полчаса она словно очнулась. На альбомном листе у нее на коленях прохаживался Бен Бредли собственной персоной, и Элизабет, прищурившись, оглядела его: почти полное сходство. Те же серые, как будто пустые глаза с прищуром, тот же разворот плеч, та же ухмылка. Элизабет поспешно захлопнула альбом. Но потом снова открыла его и оценивающе посмотрела на рисунок. Вышло довольно неплохо, намного лучше ее прежних работ. Она усмехнулась. Черт бы его побрал, этого Бена! Еще утром она бы ни за что не поверила, что его портрет будет красоваться в ее альбоме. Ну, раз уж он вдохновил ее на такой портрет, пусть будет.
На часах была уже полночь, и мысли ее переключились на то, как бы незаметно добраться до гостиной. Если бы с ней был Седрик, он бы ни за что не позволил ей так задержаться, не так давно став старостой, он вдруг стал четко следить за временем и обходами Филча. И видимо не зря, дойдя до конца коридора, Элизабет услышала чьи-то шаги и замерла от страха. Странный звук привлек ее внимание – чье-то невнятное бормотание, то и дело прерываемое приступами икоты… Элизабет осторожно выглянула из-за поворота коридора: пританцовывая, торопливо по коридору шагал маленький профессор Флитвик. На голове у него был увенчанный кисточкой разноцветный колпак, под мышкой – внушительных размеров бутылка огневиски. Он что-то тихо напевал себе под нос. Прислушавшись, Элизабет успела уловить пару слов: