— Сообщить Николя и пускай забирает и делает с ней что угодно. Это была его боль, когда он потерял свою сестру, и ему решать, — предложила она.
— Хорошо. Я поговорю с отцом об этом. Но разве ты думаешь, что Николя просто возьмёт и убьёт Аврору?
— Мне уже будет всё равно.
— Отец уже заждался тебя, мам. Давай я провожу тебя. — Себастьян направил её к двери. Всё могло полететь к чертям, если она сейчас же не окажется в комнате отца. Он был уже дома и разговаривал внизу с Колом. Время поджимало.
— Ну и где твой отец? — Кэролайн окинула взглядом комнату мужа. Посредине стоял накрытый столик с ведёрком шампанского и фужерами. Основное блюдо, накрытое круглой серебряной крышкой, стояло посередине, а тарелки — по краям стола. Везде горели свечи, создавая интимную обстановку. — Себастьян? — Но в ответ ей была тишина. Она резко обернулась, но сына уже не было в комнате. — Да что происходит? — Она уже собиралась было уйти, как навстречу ей зашёл Клаус.
— Кэролайн? — удивлённо посмотрел на неё он, по всей видимости, совсем не ожидая её тут увидеть. Он также окинул взглядом свою комнату, как минуту назад сама Кэролайн, и язвительно сообщил: — Не ожидал. Будем считать, что я удивлён твоему сюрпризу!
Ох, как же она сейчас хотела снять ремень с Клауса, помчаться за Хоуп и Себастьяном и задать им трёпку, чтобы даже мыслей потом не возникало лезть в дела родителей. Но она продолжала сдерживать себя и помалкивать, наблюдая за реакцией мужа. Было интересно наблюдать, как он пытается прятать свои истинные чувства.
— Может, поговорим… раз я тут? — Кэролайн смотрела на него с ноткой неуверенности. Но с Клаусом по-другому нельзя.
— Думал, пройдёт год или столетие, прежде чем ты решишься сделать это, — тихо ответил он, приглашая её жестом за стол. Отодвинув ей стул, Клаус открыл шампанское и разлил по бокалам. Затем он сел напротив и, попивая из своего бокала, наблюдал за ней, не отрывая взгляда. В свою очередь Кэролайн смотрела на него сквозь полуопущенные ресницы. Так они и сидели, и никто из них не решался завести разговор, боясь нарушить тишину.
— Ты прекрасно выглядишь, Кэролайн! — всё же не выдержал первым Клаус. — Но, думаю, ты сама прекрасно это знаешь. Так о чём ты хотела со мной поговорить? — с надеждой спросил он, и было странным, что он не пытался сейчас давить на неё. Кэролайн, можно сказать, даже растерялась.
— Я бы хотела уехать, — вылетело у неё. Зачем? Для чего? Ведь она и не собиралась этого делать! Но ей нужно было проверить его реакцию на это заявление. Обычная женская уловка.
— Поэтому ты устроила романтический ужин? Могла бы просто передать через Себастьяна, как в последнее время это и делала. — А вот сейчас ей очень хотелось узнать, что именно она передавала своему мужу. Она уже хотела объяснить, но следующие его слова ввели в ступор. — Ты свободна, Кэролайн! — объявил Клаус, буравя её взглядом.
— Что? — его слова были словно нож в ребро. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами.
— Я не могу всю жизнь заставлять тебя жить со мной. Поэтому ты свободна. Можешь найти своего Энрике и быть счастливой с ним. — А вот теперь ей становилось понятно. Опять его маниакальная ревность, через которую он не мог никак переступить. Он смотрел на неё пустыми глазами, и такой реакции Кэролайн никак не ожидала.
— Хотелось бы решить вопрос с нашим сыном, Клаус. Мне бы не хотелось, чтобы ты мешал нам с ним видеться. — Она понимала, что ходит по канату и в любой момент может сорваться, но не могла уже себя остановить.
— Это Себастьяну решать, — только и сказал Клаус. Создавалось такое ощущение, что ему всё равно. Но может, это так и было?
— Ну, тогда нам больше нечего обсуждать, — твёрдым голосом произнесла она. На данный момент ей хотелось кричать. Кричать от боли и бессилия. Она встала и хотела уже выйти из комнаты, но остановилась. — Знаешь, Клаус… уж лучше ты мне тогда бы сердце вырвал, как и хотел… — они сверлили друг друга взглядом, — чтобы оставшуюся жизнь не мучиться. — Посмотрев на него в последний раз, Кэролайн развернулась и уже пошла к выходу, как Клаус оказался перед ней.
— Что это значит, Кэролайн? — сдавленно спросил он.
— Это значит, Клаус, что ты веришь только себе и во что только ты хочешь верить! — её голос звенел от обиды. — Это значит, что ты никогда не изменишься и будешь всегда только себя жалеть и плевать на мои чувства! Там, в иллюзии Давины, ты мне сказал, что должен разобраться во всём! Разобрался? Молчи! — Она остановила готовый сорваться поток слов с его рта жестом руки. — Я сама отвечу за тебя! Ты разобрался! Ты узнал, что у нас с Энрике не было никакой связи… быть может, у него и были ко мне тёплые чувства. Быть может, он и хотел большего, чем дружба, но только не я. Пойми, я была потерянной и одинокой без тебя, Клаус… хоть ты меня и предал в очередной раз. — С её глаз потекли дорожки слёз на щёки, но Кэролайн не обращала на это никакого внимания. Ей нужно было высказать ему всю боль, которая у неё накопилась внутри. — И когда Энрике обнял меня тогда, на секунду я представила тебя на его месте. Ты не поверил в мои признания там, когда я тебе сказала, что люблю всем сердцем! Да? Тебе проще меня обвинять во всём и жалеть себя. Ты будешь мне тыкать каждый раз этим Энрике и так ты будешь успокаивать себя и не верить дальше в мою любовь к тебе! Это всё, что я хотела тебе сказать, а теперь я хочу уйти. — Кэролайн начала его обходить, но оказалась у стенки, к которой он прижал её. Клаус положил её голову к себе на плечо, успокаивая, гладя по волосам, портя ей причёску.
— Что ты со мной делаешь, девочка моя. Ты разрываешь мне сердце. Вспомни, как ты грозилась там, что не простишь меня больше никогда. Все эти дни я боялся. Боялся подойти к тебе и быть отвергнутым. Боялся, что ты, вот как сейчас, придёшь и скажешь, что хочешь уехать, а когда я действительно услышал это от тебя, то не смог сдержаться. — Клаус услышал, как она громко всхлипнула, и, сожмурив глаза, ещё сильнее обнял её. — Я знаю, что мне нужно было молить у тебя прощения на коленях, чтоб удержать, но боялся, что ты будешь смеяться мне в лицо. Я бы этого не перенёс, Кэролайн! Ты знаешь… эти дни мне казалось, что твои признания были такой же иллюзией и очередной шуткой Давины. Поэтому я выжидал, но с каждым новым днём мои надежды испарялись. — Голос Клауса дрожал от страдания. Он открывал ей свою душу, и Кэролайн не выдержала и подняла голову, смотря в такие любимые глаза — в них бушевал шторм страсти и любви, и ей теперь не нужны были слова любви. Теперь все чувства отражались в нём.
— Я бы не смогла смеяться тебе в лицо, любимый. — Она сквозь слёзы улыбнулась своему мужу. — Ты веришь мне?
— Я люблю тебя, милая! — простонал он. — Больше жизни люблю!
Он снимал поцелуями с её щёк слёзы радости. Теперь он ей верил. Теперь он как никогда был счастлив. Это ощущение осознавать, что любим, было таким воздушным и захватывающим, что Клауса переполняло всего.
— Скажи ещё раз это, Кэролайн! — попросил с придыханием Клаус.
— Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, КЛАУС! — выдохнула она, вдыхая аромат своего мужа. — Я собираюсь пройти с тобой через взлёты и падения.
— Я собираюсь позволить тебе это. — Его лицо стало серьёзным, он пристально посмотрел на неё, сгорая от любви. Когда ты бессмертен, острота ощущений угасает быстрее, чем тело. Столетия сменяют друг друга так быстро, что легко забыть свою человеческую сущность. Сложно помнить, зачем её нужно сохранять. Кэролайн напомнила ему об этом.
Голова Клауса закружилась от ощущения её губ на своих устах, подбородке, шее. Её жаркое дыхание опаляло его. Казалось, века прошли с последнего раза, когда он держал свою девочку в объятьях. Никогда он не сталкивался с такой страстной женщиной, так открыто идущей ему навстречу. Такой дикой. Она ничего не боялась и не сдерживала себя.
Она была неистовой и пылкой, но при этом всецело женственной, и это он особенно любил в ней.
— И теперь этот мужчина только мой! — игриво сказала она ему в губы.
— Ты ещё сомневаешься в этом, любовь моя? — Кэролайн громко рассмеялась.