За один раз в рот много хлеба не влезает, как ни старайся, кусочек я проглотил и не заметил, и в животе уже снова заурчало. Всегда, когда немного волнуюсь, жрать хочу. Хотя поздно метаться. Волк-то с волчицей теперь. Нора есть — двушка в Москве, от государства полученная за заслуги. Мебель и электроника почти новая. Машину вот еще надо бы прикупить. Из последних «Восьмерка» у меня была в Москве. Модель новейшая, недавно только вышла, но машинка мелковата, не по мне оказалась. Продал я ее. А свою «Волгу» из Новоульяновска, что когда-то от Гоши досталась, я давно отцу передарил. Сам всё равно по командировкам мотался, не пользовался почти, да и редко бывал в Ноаоульяновске. А сейчас семейному человеку без машины как-то не очень. Хотя так получалось, что у нас всегда служебная под рукой. Может, и без авто пока перебьюсь. Видно будет…
— Сынок, — ко мне подошла мать, за ней семенил слишком уж сияющий отец. Сто пудов, уже накатил, и, скорее всего, не раз. Судя по такому же сияющему Горохову, который терся тут же рядом, бухнули они вместе с моим батей. — Ты почему такой худой?
Мама задавала вечный вопрос, в ее понимании «не худой» — это, наверное, как Никита Егорович. Когда шея и щеки вровень.
— Я не худой, мам, а поджарый, — улыбнулся я устало.
— Светочка, — причитала мать, видно, тоже немного волновалась, — корми его больше…
Света закивала, пообещала откармливать меня. А я про себя подумал, что питаемся-то мы в столовке в основном. Но мне нравится. Советские столовые не все хороши, но выбрать можно. Да и некогда нам щи-борщи разводить.
Наконец, музыканты заиграли (спасибо Гоше, обеспечил вокалиста топливом), и я скомандовал: «за стол».
В зале набралось много малознакомых мне людей. Руководство местного УВД (как обойтись без коллег), подзабытые мной соседи родителей (из них я помнил только фронтовичку тетю Клаву) и прочие дальние родственники и не совсем родственники. Пришли и близкие — друганы из моей Новоульяновской молодости. Хотя я, вроде, не старый, но в свои двадцать шесть чувствовал себя, будто две жизни уже прожил, а сам момент попадания в Союз образца 78-го года казался мне подзабытым подростковым сном.
Из близких были Быков с женой, Трошкин Илья, Саныч — тренер по боксу, Петрович — мой мастер из цеха фабрики музыкальных инструментов. Судмедэксперт Мытько с хохотушкой-супругой Леной. Сейчас уже пенсионер МВД — Аристарх Бенедиктович, и Витя Драгунов, что теперь трудился вместо него начальником экспертно-криминалистического отдела. Витя немного поправился, раздобрел и теперь уже не был похож на хорька, каким я его увидел и невзлюбил при первой встрече.
Я ручкался и обнимался со всеми, был очень рад всех видеть, как молодой спаниель встречных людей. Все уже успели поздравить нас со Светой раза по два, рисом обсыпать и вручить кучу цветов, большинство из которых были, как водится, гвоздики.
Кто-то из гостей умудрился притаранить непонятные желтые цветочки, но их мигом выбросили без нашего участия, дескать, желтый — цвет измены.
Ох, уж эти советские приметы. Мне во время бракосочетания Погодин все уши прожужжал, что смотри, мол, кольцо когда будешь надевать, ни в коем случае не вырони. Иначе — амба. Шипел:
— Или погибнет кто-то из пары, или того хуже, развод приключится.
Я Погодина хотел было прямо там прибить, но кто-то из слишком умных гостей ему поддакнул, мол, все верно Федя глаголит. Вон, Пушкин выронил, и чем дело кончилось — погиб на дуэли. А то, что в те времена каждый третий аристократ, задира и прочий поэт на дуэли жизнь заканчивал, им невдомек. И вот ведь чехарда! Хоть не верю я в эти приметы, однако в кольцо вцепился, как клещ в собаку. Намертво. Но все-таки чуть не выронил, когда гимн Союза заиграл. Громко так бахнул и эпично, что захотелось по стойке смирно встать. Ну, или на баррикады лезть. Вот так чуть не выронил колечко, которое я зачем-то заранее вытащил и в руке держал, будто боялся потерять его. Вроде, не в первый раз женюсь, а будто первоходка безусая. Но не выронил, так что фиг вам — никто не погибнет и тем более не разведётся.
Впрочем, у Светы тоже не всё гладко прошло.
Теперь моя жена по всем спискам и документам будет Петрова. На вопрос регистратора в ЗАГСе, мол, какую фамилию желаете взять, Света немного замешкалась, вздохнула, мысленно попрощалась с княжеским «Ожегова» и тихо проговорила «Петрова», будто вступила в рабоче-крестьянское сословие. Добровольно вступила, что ж теперь… Так тихо проговорила, что переспрашивать пришлось.