Горохов сказал это вроде бы и без сарказма, а Света украдкой бросила на меня взгляд и улыбнулась уголком рта. Катков и Погодин лишь вздохнули. Один из них явно хотел работать в паре со Светой, а второй — со мной. Но в этот раз им не повезло. Конкуренция в отдельно взятом коллективе, так сказать.
А мне повезло? Фиг знает. Обхаживать недотрогу — так себе перспектива. Чувствую себя пионером. Хотя мне ведь это нравится. Наверное…
— Есть проверить всех по месту жительства, — я картинно приложил правую ладонь к виску. — Просеем всю шушеру, склонную к подобным преступлениям.
— Только, боюсь, что это ничего не даст, — вмешалась Света. — как показывает практика, маньяк всегда маскируется под обычного человека. А зачастую даже под примерного семьянина и прилежного работника. Может в партии состоять. Он умен и способен манипулировать людьми. Но криминальный контингент, конечно, проверить надо.
— По крайней мере, в этом случае мы отметем часть подозреваемых, — кивнул Горохов. — Ты, Светлана Валерьевна, извини за сравнение, будто ходячий детектор лжи. Поможешь Андрею Григорьевичу разобраться, кто из откинувшихся «Фантомас», а кто нет.
Света дежурно улыбнулась. Что ж, все при своих задачах, можно браться за дела. Я оглядел своих коллег — всем как будто хотелось немножечко “дозреть”, сидя в благоустроенном кабинете. Обсудить, поспорить, посомневаться.
Вот и Погодину было что сказать.
— Одного не пойму, — почесал затылок Федя. — Если Холодильщик похищает и убивает детей, зачем он их тела подбрасывает в лес? Если бы трупы не обнаружили, никто бы его не искал. Он же, фактически, запустил на себя охоту.
Вопрос действительно интересный. Я повернулся к Психологине.
— Скорее всего, он и правда желает привлечь внимание к своей персоне, — ответила Света. — Может, в детстве был обделен должным вниманием, и сейчас испытывает некий реваншизм. Он нашел способ выделиться и, вполне возможно, вовсе не причисляет себя к преступникам. Может, даже считает, что действует во благо общества.
— Какое же тут благое дело может быть? — удивился Федя.
— Нам пока не понять. Маньяк — всегда психически нездоровый человек. А если он убивает не только ради «великой» цели, но еще и ради удовольствия, то вдвойне больной…
— Так, может, нам тогда всех душевнобольных еще проверить? — предложил Федя.
— Такие люди на учете не стоят, — скептически заметила Света. — Иначе все было бы предельно просто… Они скрытны и умеют притворяться нормальными. Как и говорила, иногда просто мастерски.
— А мне вот Огурцов каким-то странным кажется, — не унимался Федор. — Вроде улыбается всегда, а глазки холодные. Как у змеи. Он может быть маньяком. Ну так? Чисто теоретически.
— Чисто теоретически, Федор, — фыркнул Никита Егорович, — Каждый из нас может быть маньяком. Ну, разве что кроме Алексея.
— Почему это я маньяком не могу быть, Никита Егорович? — будто обидевшись, пробурчал Катков, ловя на себе насмешливые взгляды товарищей.
— Нет в тебе стержня убийцы, Алеша. А вот в Андрее есть.
Я не знал, то ли радоваться, то ли расстраиваться такому комплименту. Но Алексей явно слегка поник, узнав, что карьера Потрошителя ему не светит.
Нас следующий день следователь прокуратуры Огурцов, не имевший понятия, что наш Федя готов подозревать его в самых страшных делах, лично приволок нам нужные сведения о лицах, ранее осужденных за особо тяжкие преступления против личности. Звягинцев велел использовать следака по полной, чему Иван Петрович не особо обрадовался. Но недовольство, как всегда, свое не показывал и неизменную льстивую улыбку с лица ни в коем случае не снимал.
Мы пробежались по списку и решили начать с самых «перспективных» подозреваемых. Один неоднократно сидел за изнасилование, а второй, некто Сапожников Евгений Савельевич, 1946 года рождения (то бишь 39 лет ему сейчас), оказался еще более интересным фруктом. Он десять лет отбывал наказание в колонии строгого режима за убийство. И что самое примечательное — его жертвой был подросток четырнадцати лет.