К удивлению Кима, запретил ему любые аферы с тотализатором, велев неотлучно находиться при мне. Коль нас обоих столь плотно опекает Первый главк, незачем дразнить гусей. Он пытался возражать, на что получил отповедь: иначе полечу в Белград с другим секундантом. Например — с Коганом, а у того наверняка найдутся родственники в Израиле, вдруг решит использовать шанс. Ким тщательно спрятал эмоции, но затаил злость, скотина. Чем ближе побег, тем меньше у меня оставалось позитива по отношению к нему. Я обязан Киму многим? Да! Но он мне гораздо больше, ненасытный крохобор.
Первым мне достался в соперники молодой казах, избравший чисто оборонительную манеру боя — перчатки у лица, наклон вперёд, локти плотно прижаты друг к другу, дабы не пропустить апперкот или джолт. Чаще всего типажей «я в домике» осыпают градом ударов со всех сторон, что-то прилетает по макушке, достаётся и по затылку. Мы пойдём другим путём. Не может быть, чтобы тренер не сказал воспитаннику: работай от защиты, но представится шанс — бей! Значит, надо нарисовать иллюзию шанса. Я опустил руки, открыв лицо, и начал щупать паренька одиночными левыми джебами. Затем влепил правый свинг, провалившись и раскрывшись. Был готов далеко выпятить вперёд нижнюю челюсть, опустить руки по швам и закрыть глаза. Только после третьей или четвёртой демонстрации полного отсутствия защиты с моей стороны казах, выбросил, наконец, правую руку, наивно рассчитывая закончить бой одним хуком. Поскольку я ждал именно этого, успел уклониться влево и провести оверхэнд, кросс не имел бы успеха — противник максимально высоко держал плечо. Его правая рефлекторно дёрнулась назад, восстанавливая оборону фланга, дав мне возможность пробить прямой, вонзившийся между перчатками куда-то в пятак.
Не сказать бы, чтоб мой первый соперник был ужасно потрясён, я действовал сдержанно, не командуя себе «пли». Но рефери открыл счёт, а секундант не позволил возобновить бой. Его я выиграл чисто на репутации киллера: и боксёр, и тренеры боялись повторения донецкого финала.
Пока рефери собирал судейские записки, в данном случае — чистая формальность, я поднял руки и поприветствовал трибуны, каждую в отдельности. Не знаю, что смогли рассмотреть задние ряды. Моё кривляние с провоцированием казахского спортсмена на необдуманный поступок вряд ли выглядело зрелищным. Оверхэнд левой и хук правой прошли с интервалом менее секунды, я сам едва успел отметить глазами мелькание собственных перчаток. Таков поединок тяжеловесов — минуты ничего не значащей возни и быстротечный миг, решивший исход встречи.
Харьковчанин Лукстин в одной восьмой не прятался в защиту, а пробовал переиграть на чисто советской технике — много двигался, пританцовывал, дёргал головой вправо-влево, проседал вниз, затрудняя прицеливание, и часто выстреливал джебами с дальней дистанции, нередко подключая правую. Мне стало любопытно — а я так могу? Вспомнив молодость, закончившуюся-то лишь пару-тройку лет назад, начал смещаться, нырять и уклоняться, как будто снова бьюсь в наилегчайшем. С дальней дистанции не достать, он выше ростом, поэтому бил ему джебы с подшагом, добавляя правой. Словом, делал то, что всегда просил Коган, а я отрабатывал на тренировках, но почти никогда не применял в бою.
Возможно, у Лукстина был намного больший опыт фехтования в такой манере. Но в скорости мне удавалось чуть-чуть опережать, его удары проходили вскользь, мои разили достаточно точно. Как только его голова хорошо мотнулась после очередного попадания, я взорвался мощной тройкой — в голову, в корпус, снова в голову. Рефери с готовностью открыл счёт, цифра «девять» совпала с истечением времени второго раунда. Секунданты бросились на ринг и подхватили Лукстина, привалившегося к канатам, на третий раунд его не выпустили. Я наблюдал за короткой ссорой в их углу, украинец рвался учинить мне реванш, но тренеры, глядевшие матч со стороны и снизу, наверняка опасались вызова реанимации.
Третий бой не состоялся по самой банальной причине. Супертяж из Ульяновска познакомился с местной девушкой-славянкой, гулял с ней допоздна, несмотря на её предупреждения об опасности вечернего города, хорохорился — кто посмеет тронуть мастера спорта по боксу весом в центнер, пока не наткнулись на компанию подвыпивших молодчиков. В итоге в больницу угодило шестеро — пять с переломами и другими травмами от ударов кулаком-кувалдой, а также мой несостоявшийся конкурент с ножевым ранением, техника и тактика бокса не рассчитана на отслеживание нападения со спины. Милиция в раздумьях — кого назначить виноватым.
Вообще, боксёры — чемпионы в печальном списке спортсменов, чей послужной список оборвался из-за уличной или ресторанной драки, рефлекс ответного удара зачастую опережает работу сознания.
В полуфинале на меня набросился ленинградец, пытавшийся ошеломить диким прессингом с массой ударов, пусть в абсолютном большинстве неточных, но не дающих и мне комфортно ударить. Я ушёл в защиту, уступив центр ринга, и спокойно отсиживался до конца второй минуты третьего раунда. Парень начал уставать, столько митусни с сохранением максиального темпа не выдержит ни один, на миг сделал паузу в ливне боковых ударов, не успев и прикрыться. Мне хватило времени на единственный прямой, ему — впечатлений, когда пришёл в себя.
Перед финалом тренер из московских «Трудовых резервов» пытался договориться с Коганом, но в итоге снял своего боксёра. Три досрочных победы, причём с противниками, исповедующими самые разные стили боя, укрепили мне репутацию слишком опасного, чтобы рисковать здоровьем. Внутри СССР конкурентов не осталось. Если бы такая репутация работала бы и за рубежом как бульдозер, заранее вышибая соперников из седла, миллионы сделал бы, не вспотев… Но так это не работает. У профессионалов особая фишка — вырубить считавшегося ранее непобедимым.
К тому же они мало считаются с результатами любительского бокса. Тот же непобедимый Рокки Марчиано был неоднократно бит до перехода в профессионалы, что никак не омрачило его репутацию абсолютного нагибатора.
Моя же слава сыграла со мной дурную шутку.
Обладателей «золота» пригласили в ЦК КП УзССР, принимал сам Первый секретарь ЦК Усманходжаев, чьи имя-фамилию — Инамжон Бузрукович — выговорить сложнее, чем победить нокаутом, лились восточные цветастые речи, ломились столы, уставленные котелками с пловом, прочими вкусными местными блюдами, а также европейскими на выбор. В перерыве ко мне подрулили два визиря Усманходжаева, не знаю, как они правильно величаются в ташкентской иерархии.
— Уважаемый! — начал лоснящийся толстяк восточного типа в дорогущем импортном костюме, заляпанном бараньим жиром. — О вас ходит молва, что вы — самый мощный супертяжёлый боец СССР не только в боксе, но и в восточных искусствах.
— Да, что-то такое слышал. Люди обычно преувеличивают.
— Инамжон Бузрукович лично приглашает вас на такой бой по восточным правилам.
— Каким? — я не то чтобы собирался знакомиться с узбекскими основоположниками их собственной версии ММА, но стало любопытно.
— Правило одно: никаких правил! Гонорар сто тысяч!
— Долларов за участие? — я уже начал издеваться. — Наверно, стоит подумать.
— Рублей, товарищ спортсмен, мы же в СССР, — вставил спутник узбека, этот был славянской наружности.
— В СССР вообще не полагается устраивать бои без правил и за деньги. Всего доброго, советские граждане. Возвращаюсь к столу.
— Вай, как не хорошо! — заныл восточный. — Инамжон Бузрукович просил… Неуважительно отклонить его приглашение.
— Да я бы пошёл навстречу. Но деньги для олимпийского чемпиона, чемпиона Европы и многократного чемпиона СССР вы предлагаете несолидные. Не верю, что вождь хлопковой столицы мира выделяет на подобное лишь гроши.
Визири переглянулись. Конечно, они понимали, что я откровенно наглею, кроме того, открыто намекнул, что часть призовых денег присваивают.
— Я не уполномочен… — проблеял славянин.
— Тогда я сам закрою вопрос, — отрезал узбек и снова обратился ко мне: Какую же сумму вы считаете достойной своего уровня?