Собралась целая комиссия во главе с генерал-майором, причём заседала она в здании КГБ БССР на Ленинском проспекте, доме с колоннами, про который минчане шутили: самое высокое здание в городе, оттуда Сибирь видно.
Докладывал главный по боксу в белорусском «Динамо»: случай из ряда вон выходящий, минская секция намерена выставить на чемпионат города совсем ребёнка, только летом пятнадцать исполнилось.
— Правила запрещают? — первым делом осведомился генерал с синими петлицами, центровой в президиуме за длинным столом.
— Прямо — нет. Взрослая возрастная категория начинается с двадцати одного. Прецедентов масса, когда и у нас, и на союзных соревнованиях выходили спортсмены моложе, от восемнадцати, некоторые добивались успехов. Но пятнадцать — это что-то неслыханное! У ребёнка не устоялась психика, не окреп опорно-двигательный аппарат, не хватит духу на три раунда по три минуты. Бой с взрослым приведёт к тяжёлой травме. Можем ли мы взять на себя такую ответственность, товарищи? Есть мнение, что нет. Потому я и вынес вопрос на обсуждение Белсовета.
Конечно, спортивные функционеры собрались не ради нас с Коганом, в повестке дня значились многие другие вопросы, и присутствующие явно намылились закрыть данный пункт программы быстро и просто — отказать. Дали слово Когану.
— Если за кого-то стоит беспокоиться, так лишь за соперников моего ученика. Он провёл девятнадцать боёв и все закончил нокаутом, лишь в одном случае мудрый коллега просто не выпустил своего боксёра на расправу, Матюшевичу записали победу за неявкой противника. Валерий вчистую выиграл «Первую перчатку», чемпионат Минска и чемпионат республики среди юниоров, затем всухую разделал конкурентов на зональном турнире в Риге.
— Юниоров! — вставил кто-то из комиссии, но тренер не сбился.
— Да, юниоров, но с лета участвует в спаррингах со взрослыми. Что же касается сомнения — выдержит ли три раунда по три минуты, мне сложно сказать, никто пока против Валеры не выстоял и шести минут. Нокаутёров такой мощи наш бокс давно не знал.
— Всё равно — рано! Раз такой талант, нельзя губить его спешкой, — прогундел генерал-майор, рассматривая меня словно призовую лошадь перед покупкой. — На ваш аргумент, уважаемый Владимир Львович, что в категории до пятидесяти двух в минском «Динамо» нет более сильного кандидата на город, поступило интересное предложение от товарищей из Бреста. Прошу!
Поднялся капитан в зелёных пограничных погонах, с ним лейтенант, старше меня, конечно, но из категории «молоко на губах не обсохло», мелкий-тощий, щёчки розовые, такой себе ребёнок-переросток.
— Лейтенант Соломахин, первый взрослый разряд по боксу, — представил его капитан. — Двадцать два года. Способный, достаточно зрелый. Но в категории до пятидесяти одного у нас в Бресте есть кандидат в мастера Тишков, он старше и сильнее. Товарищ Соломатин написал рапорт о переводе в Минск по семейным обстоятельствам. Если секция товарища Когана его примет, будет биться за вас на ближайшем первенстве города. Одолеет Тишкова — поедет на Союз.
— То есть хотите переводом в мою секцию решить ему и служебные, и жилищные вопросы? — догадался Коган. — Предупреждаю сразу: коллектив лейтенанта не примет. Если бы кандидат сам приехал к нам, поговорил, объяснил, мол, есть такая перспектива…
— Хватит демагогии, Владимир Львович, — хлопнул ладошкой генерал. — Минская секция «Динамо» — не ваша личная лавочка. И если офицер действовал по уставу, сначала подал рапорт и стал дожидаться решения вышестоящего командования, не вам его судить. Соломахин! Не посрамите честь минского «Динамо»?
— Никак нет, товарищ генерал-майор госбезопасности!
Не знаю как боксёр, зато оловянный солдатик из него вышел образцовый.
— Тогда пишите в протокол… — неспешно протянул председательствующий, но произошло невозможное, его бестактно перебил пятнадцатилетний шкет. То есть — я.
— Товарищи! Давайте поступим по-спортивному. Вызываю Соломахина на бой — три раунда по три минуты. Победитель представляет минское «Динамо» на первенстве города.
— Что он себе позволяет! — зашелестело у стола президиума.
Генерал вылупился на меня, потом на Когана, мол — кого это ты привёл из своего зверинца. Далее в его глазах промелькнуло странное выражение, похожее, трудно поверить… на сочувствие!